В зону ВС 389/35 этапировали «свежего» сидельца.
Статья осуждения наша, привычная: антисоветская агитация и пропаганда.
Высокий, статный человек с несколько непропорционально маленькой головой.
Сразу же пошел на контакт с нами, «бывалыми».
При знакомстве некоторым из нас говорил: «Я и о вас написал в своём трактате, за который получил срок наказания».
На вопросы о себе отвечал искренне, подробно, он явно стремился войти в новую для себя среду.
Уроженец Полтавы (или полтавской провинции, точно не помню), был он профессиональным спортсменом, тренером, мастером спорта по десятиборью, жил и работал в Ленинграде.
Должен сказать правду, после нескольких минут общения с Иваном, многие из нас не хотели сближаться с ним, продолжать общение.
Этот искренний человек был неумен.
Чем больше рассказывал нам о своём антисоветском трактате, тем яснее мы понимали интеллектуальную ограниченность Ивана, имевшего диплом о высшем образовании.
А потом он показал нам свою свежую рукопись, он и в зоне продолжал писать «трактат».
Всё стало ясным, Иван не знал ни грамматики, ни правил синтаксиса, его эмоциональный текст состоял из разрозненных фраз и восклицаний….
Однажды, глядя на мятущегося Ивана К., искренне пытающегося подружиться с кем-либо из нас, Иван Алексеевич Свитлычный грустно произнес: «Жаль его, искренне жаль.
Трудно ему.
И всегда будет трудно».
Иван К.
продолжал писать свой трактат.
Уже не пытаясь знакомить нас с полётом своей скудной мысли.
А лагерные надзиратели с усмешкой доставали его рукописи из прикроватной тумбочки и передавали кураторам из Скальнинского КГБ.
Это продолжалось месяцами, годами.
Сидел Иван тяжело, часто отбывая по 15 суток наказания в лагерном штрафном изоляторе.
Причиной тому был его взрывной характер и постоянное ожидание легких уколов и насмешек.
Однажды наш лагерный товарищ Михаил Казачков слишком прямо, в доступной для понимания Иваном форме высказался о неполной интеллектуальной состоятельности Ивана… Результатом был мощный удар, несколько недель Казачков носил на лице следы этого профессионального удара.
Где-то там, в далеком Ленинграде, Иван оставил подругу, которую искренне любил.
Под давлением КГБ она подтвердила антисоветскую направленность личности Ивана.
Не писала ему в зону, вычеркнула из своей жизни.
Коммуникабельный, искренний человек, Иван искал партнеров для общения.
Уже не друзей.
Часто о чём-то говорил с нашими умудренными тюремной жизнью стариками-двадцатипятилетниками.
Его партнером по отсидкам в штрафном изоляторе был столь же взрывчатый О.
Наш, киевлянин.
С которым Свитлычный и все мы избегали общаться.
Были у нас на то основания.
Что было с Иваном дальше, не знаю.
Мой последний лагерный год прошёл в одиночестве в помещении камерного типа, ПКТ.
Одно знаю: несчастный Иван не должен был быть политическим узником.
Не был он опасен для советской власти.
По-видимому, ленинградское отделение КГБ стремилось выполнить план по поимке инакомыслящих.