С Александром (позывной «Ронин») ZN.UA раньше уже разговаривало. Сержант, фельдшер медпункта одной из воюющих на востоке страны частей. А по опыту и по специальности — врач с большим стажем. В разное время он сотрудничал с медицинскими службами трех боевых бригад, имеет опыт работы на точках, куда в стандартных ситуациях врачей, как правило, не посылают, ограничиваясь стандартной помощью на уровне боевых медиков. Мобилизованный с марта 2022 года, с июля 2022-го Александр постоянно находится в зоне боевого столкновения, без выхода на ротации. Он из тех, кто воюет и думает, потому что знает историю и анализирует то, что сейчас происходит в стране.
За два года службы Александр наконец-то получил долгожданный отпуск домой, и чуть больше свободного времени, чтобы поделиться с читателями ZN.UA своим видением ситуации на фронте. Мы говорили о крайне необходимом пополнении; о том, повлияют ли на ситуацию глобально изменения в процедуре прохождения ВЛК; о командирах, СОЧ и о том, как мотивировать людей. Мой собеседник решил остаться анонимным. На это у него есть свои причины. Однако о том, что он говорит как «Ронин», думают тысячи наших солдат, которые сейчас противостоят наступлению россиян и надеются на изменения в украинской армии.
— Александр, ситуация на фронте выглядит крайне угрожающей. И иногда даже появляется тревожное ощущение, как накануне 24 февраля 2022 года. Как все это ощущается с вашей стороны, с передовой?
— Я б не сказал, что как накануне 2022-го. Россияне реально растут: развивают свою армию, работают над ошибками и уже не позволяют себе того, что было два года назад.
Да, там, где надо штурмовать, они не жалеют никого. У них для этого есть люди. От них идет первая волна. Ее разбивают. Идет другая, которая не знает, что случилось с первой. Мы отбиваем, но нас все меньше. Приходит третья. И отбивать ее нам уже, по сути говоря, нечем.
У россиян такая же военная ложь, как и у нас. Только у нас люди уже прекрасно знают, что все врут. И если тебя посылают в какую-то посадку и говорят, что там никого нет, то там точно кто-то есть. Поэтому многие из тех, кто уже долго воюет и все-таки хочет выжить в этой войне, на разного рода угрожающие приказы реагируют очень просто: соглашаются, а сами сидят в блиндажах, понимая, что на то, чтобы выполнить приказ и остаться в живых, шансы очень призрачные.
И я могу их понять. Потому что многие приказы откровенно безумные. В погоне за крестиками и стрелочками на карте некоторые командиры не заботятся о своих людях в принципе. Не думают о том, что тем крестикам делать в чистом поле, как они там окопаются и что смогут сделать.
Если мы стоим на позиции, то выбить нас оттуда очень трудно. Особенно если это бригада, которая давно и реально воюет. Но есть много бригад, которые сидели неизвестно где. Их бросают ближе к передку, и там их разбивают за два-три дня. Что у нас, что у них. Но у них готовят по шесть месяцев...
Расскажу историю. Недавно был штурм. Наши разбили четыре их бэхи, взяли в плен мехвода. Спрашиваем его, как все было. Шесть месяцев у россиян был макет этой позиции, и, прежде чем их на нее вывели, все это время они тренировались на полигоне именно на нем. Да, был штурм, их не стало. Но они это делали. У них есть для этого люди, желание и вдохновение.
А у нас в бригадах сейчас из роты воюет пятая часть. И когда стоит вопрос о пополнении, его никто не дает ⸺ нет пополнения. Опять же, если пополнение готовить долго, то кто будет воевать сейчас? К сожалению, системно этим никто не занимался. Все почему-то увлеклись идеей, что вот сейчас мы получим много западной техники, как навалимся, как дадим…
А мы еще в прошлом году смотрели на это и думали: хорошо, получим мы всю эту технику, но кто будет штурмовать? Умеют ли они что-то? Имеют ли реальный боевой опыт или только рассказывают о своем геройстве в тиктоках, сидя в окопе в абсолютно чистой одежде?
Примерно так и произошло. Техника была. А люди... Они вроде бы учились на каких-то полигонах по натовским стандартам. Но что такое натовские стандарты? Это, например, когда ты приходишь к медику и спрашиваешь, что делать в той или иной ситуации. А он говорит: «Нужна аэроэвакуация — Нет аэроэвакуации. — Как нет?». Немая сцена.
— Они это уже вроде бы поняли и переписывают свои стандарты.
— Да, они перепишут их на нашем опыте. Вопрос в том, что, к сожалению, системности у нас не было.
Расскажу о том, что происходило на моих глазах. Есть бригады, которым удается, извините, про***вать наилучшие позиции. Как у них это получается, я, честно говоря, не понимаю. Просто какая-то такая фишка. Они стоят на высотах, с которых их выбивают, а потом выгребают все. Туда начинают бросать новые и новые соединения. Новые соединения приходят, у них нет координации, они не знают ничего: кто справа, кто слева, кто по ним стреляет и зачем. Соединение заходит на день, а через день выходит разбитое. Потому что так, без нормальной координации, воевать в принципе невозможно. В нормальных бригадах есть районная оборона, есть координация. Почему это не распространять по всему фронту?
Вот смотрим мы с побратимами на ту же Авдеевку. Ну, всякое может быть, прошли через канализацию, долго готовились. Но, блин, товарищи дорогие, вы в этой Авдеевке восемь лет сидели, еще до полномасштабки. Где были две линии обороны вокруг? Где третья линия обороны, где укрепрайон? Почему люди, которые выходят из Авдеевки, должны были влезать в какие-то дыры и оттуда стараться отстреливаться? Кто это придумал?
Да, началось наступление. Но по тем силам, что они объявляют, это не выглядит слишком серьезным. Бог его знает. Под Купянском было 150 тысяч, и они не прошли. Под Сумами, Харьковом — 75 тысяч. Трудно сказать, что с этим можно завоевать. Но крови они нам, конечно, попить могут.
Опаснее всего там, где они воюют системно. Их десантура уже поняла, чего делать не нужно, они стараются беречь своих людей. Техника у них такая: пробуют бить по всему фронту, когда видят слабое место, начинают бить туда уже всеми силами. Копаться умеют прекрасно и очень быстро. Как только где-то зацепляются, сразу окапываются. Могут людей потерять. Но выкуривать их оттуда потом очень сложно.
По нашим ощущениям, если пополнения не будет, то фронт упадет, потому что нам просто будет некем воевать. В нашем батальоне есть оружие, но стрелять из него некому.
Если пополнение будет, то, конечно, мы зацепимся, но стратегически все равно нужно что-то решать. Потому что ничем хорошим это не закончится.
— Пополнение, рекруты оставляют желать лучшего. Деды. Много тех, кого выловили в кабаках. Инструкторы плачутся, что ничему не могут их научить. Это, с одной стороны. А с другой — инструкторов не хватает, часто инструктором становится кто попало. Их просто назначают, и сами они обучение проходят в Интернете.
— К сожалению, это часто так и есть. Такой контингент был на протяжении всей войны. Может, разве, кроме первой волны. Надеемся, сейчас что-то изменится. И что это пополнение не будет то наркоман, то еще кто-то, то за 50 (лечи его, не лечи — все равно, кроме пенсионно-штурмового, ничего не получишь). Как-то мне вообще пригнали человека после инфаркта. Я схватился за голову. Отправили его обратно в Киев и списали.
Начнем с того, что в течение последнего полугода пополнения вообще не было. До того все волны были более-менее ровные. Большей частью старались грести наркоманов, алкосостав, людей из села и им подобных. Кого не очень жалко и кто не откупится. Мы это все видели.
Что касается обучения, то оно преимущественно одинаково происходит на боевом уровне. Так, как учат боевые батальоны, никто сейчас системно не учит. Базовую военную подготовку сократили с трех до одного месяца. Конвейер без закрепления навыков. Быстрее, быстрее... То, с чем они сюда все время приходили, — это ничто, почти ноль. Поэтому на уровне своего батальона раньше, чем после двух-трех недель боевой подготовки, никого не выпускали. Это тогда, когда пополнение было. А когда его не стало, начались другие маразмы.
Много правды в том, что касается непрофессионализма и нечеловеческого отношения части командиров низового звена к своим бойцам. Но половина или даже больше этого касается высших уровней. Потому что именно эти высшие уровни требовали именно таких решений и именно так их контролировали.
К сожалению, это система. У многих командиров есть серьезные психологические проблемы. Например, после ранения происходит психологический сдвиг, который командир не желает признавать (особенно, если есть идея, что настоящие ранения — это только оторванные руки и ноги, а остальное — ерунда, не требующая внимания). Проблемы с психикой прогрессируют, сказываются на поступках, возникает внезапная агрессия, отсутствует эмпатия, появляется истерика, нездоровые решения и тому подобное. Подчиненные с этим практически ничего не могут сделать, живут как на пороховой бочке.
И вот вопрос: где система, которая может все это отслеживать на всех уровнях? Какие люди и к чему реально пригодны? Где профессиональный осмотр, особенно в ситуации, когда от решения людей реально многое зависит? Изменения в порядке прохождения ВВК, под который немного подправили приказ 402, по моему мнению, по сути ничего не изменили. Это в принципе то, что все время и так было. Ну, убрали словосочетание «ограниченно пригоден». Полковники потирают руки — будет пополнение. Но человек, у которого скручен позвоночник, бойцом не станет. Допишут ему, что он пригоден для работы в тылу. Ну, будет у нас 70% в тылу по всей Украине. И что?
Глобально это ничего не изменит. С другой стороны, вроде бы стало прозрачнее. Раньше смотришь на это «ограниченно пригоден» и думаешь: на что ограничен, где ограничения, какие? Ну, теперь хоть понятно, может сидеть на вахте и в штабе. Ладно, пусть сидит.
Но основная проблема у нас не в этом, а в неэффективном использовании людей. Неумение поставить их, куда нужно, применить их лучшие качества.
И часто абсолютное равнодушие к этим людям.
— Есть мнение, что отсутствие норм по демобилизации в новых законах, с одной стороны, породило уныние в рядах военнослужащих, а с другой — еще большее недоверие к власти среди тех, кто должен мобилизоваться. И результат этого на самом деле очень негативный.
— Я считаю, что это абсолютная правда. Хотя и понимаю, почему этого не делают. Потому что если поставят демобилизацию даже 36 месяцев (а это для некоторых уже очень скоро), то большинство людей демобилизуется. И тогда вопрос: с кем дальше воевать?
Но все равно это не выход. Хорошо, я не сижу непрерывно в окопе, хотя во многих ситуациях был. Но само пребывание в зоне реальных боевых действий в течение длительного времени меняет психологию, очень бьет по психике. На каком-то этапе станет понятно (и я уже это вижу), что те, кто долго воюет, начинают сыпаться — психологически, физически, по-всякому. Они бесконечно лежат в больницах, они уже никуда не пойдут. Я сам как-то подумал: «Да сколько той тюрьмы? Что я здесь вообще делаю?».
⸺ СОЧ много?
— Много. Во-первых, из тех, кто только что пришел. Но хуже всего, что это люди, которые долго воюют. Потому что им не оставляют иного выбора.
Вот расскажу, как это бывает. Сидят люди на тяжелой позиции по два-три месяца. Отдыхают в сыром подвале под обстрелом и снова идут на позицию. А потом вместо отдыха им говорят: «Пять дней на полигоне — теперь вы штурмовики!».
Потому что одна бригада потеряла свои высоты. Спокойное село. Сиди там и никого не подпускай. Они потеряли. И ничего не делали в своем тылу. Четыре километра по полю. Ничего не вырыли толком. Блиндажи держатся на честном слове. Летают fpv, по-человечески не налажена РЭБ, куча каких-то непонятных организмов, которые друг другу мешают. И вот на это пришли оккупанты. Начали лупить артой, всем чем попало. Свалили два батальона. Потому что там стало очень плохо.
Вот туда на штурм планируют послать людей, которые только что вышли с позиции. Ну, почти все пошли в СОЧ. А что им было делать? Они прекрасно знают, чем именно закончится такой штурм, и не понимают, зачем. Результат: за это время — СОЧ большого количества людей, которые хорошо воевали и могли бы воевать дальше. Вот вам пополнение. Зачем вам новая мобилизация, если не бережете людей, которые есть? И все это на уровне высоких чинов, бригадных и выше.
⸺ А что, кстати, делают с СОЧ?
— На сегодняшний день это отпуск за свой счет. Можно пойти в СОЧ в первый день месяца и вернуться в последний. Да, тебе не заплатят ни копейки. Но кто с тобой что сделает? Ты же вернулся.
Даже посмотрев «страшные законы», которые приняли, мы поняли, что в отказ от выполнения приказа идти стало только легче. Потому что дважды ты можешь отказаться. На третий выполняешь. Дальше можешь идти в СОЧ. И так по кругу.
На самом деле драконовские методы здесь и не сработают, потому что этих людей столько... И они же не дети. Большинство из них знает, как воевать. Кто их особенно будет искать? Некоторые бригады посылают отряды, кого-то возвращают. Но большинство возвращается самостоятельно. Если с ними долго по телефону замполиты говорят или у них деньги заканчиваются. До суда доходит десятая часть СОЧников, самых злостных. Ибо все понимают: ну, посадим их в тюрьму, а кто будет воевать?
Что с этим делать системно? Честно скажу, не знаю. Думаю, что пока не будет системных изменений в структуре армии, с этим ничего не сделаешь.
— Известно, что командного состава не хватает. А те, у кого есть квалификация, они учились много лет и могли бы пополнить эти ряды, сидят в тылу и не приближаются к передовой.
⸺ То, что они учились, ничего не значит, пока у них нет боевого опыта. Самый лучший командный состав формируется с низов. Когда сержанты, солдаты, которые уже многое прошли, реально воевали, увидев, кто ими руководит, решают стать офицерами, а потом командирами, кто-то — комбатом. Это одна сторона.
А вторая — сильно меняется психика. Объясню. Если у тебя один, а потом второй состав 300-е и 200-е, на третий уже не будешь обращать внимания. Это чисто психологическое. Когда у ротного почти все 200-е и 300-е, и он сам просит: «Снимите меня. Моих людей не осталось», а его не снимают, дают ему новую роту, на этих людей ему уже будет начхать. Все мы здесь под этим ходим, и от этого никуда не денешься.
А люди, которые вообще к этому не причастны, но просто много читали, что они здесь будут делать? Крестики и нолики рисовать? Они и так это делают.
Если ты реально думаешь о новых методах войны, о том, как использовать те же fpv-дроны, что делать при отсутствии авиации и так далее, то твоя работа и в тылу будет полезной, ты сделаешь то, что необходимо. А если просто окончил какую-то академию и все, что умеешь, это отдать приказ: в окоп и оттуда не выходить (а большинство только это и умеет), то пользы от этого немного.
Но командования нет. Офицеров действительно очень мало.
— Вот, кстати, мне написал один офицер из тех, кто воевал с 2014 года, но из-за дисциплинарного взыскания был лишен звания. Он и дальше воюет. И говорит, что если бы ему вернули звание, он мог бы быть полезным. Что вы думаете об этом?
⸺ Надо пробовать. Брать конкретного человека, ставить на конкретный участок, хотя бы сержантом. Пусть покажет, что умеет. Почему бы и не вернуть?
⸺ А за что чаще всего лишают звания?
— Я с этим не сталкивался. Но из того, что видел, вероятнее всего, за то, что не положил кучу народа по приказу сверху. Ну, вот я знаю хорошего ротного, который отказался отправлять на штурм 18 человек, которые у него остались. Сказал: обороняемся и все. Сейчас ему шьют криминал. Не знаю, чем закончится. Потому что все понимают, что надо кому-то воевать. Гнилая голова распространяет миазмы всюду, где можно.
Придет оружие, артиллерия работает хорошо. Но с той стороны не идиоты, они учатся. Почему перестали нормально работать «Хаймарсы» и «Эскалибуры»? Потому что они научились сбивать геолокацию. Разработали свои «Ланцеты», которые стоят мизер, а убивают танки, те самые «Палладины», цена которых абсолютно несоизмерима. И с этим уже сложно. «Ланцетов» можно наделать и запустить кучу. А где наши такие же в большом количестве?
Обороняться мы еще сможем. Нам есть чем. Главное — правильно и вовремя поставить вопрос. Реорганизовать все, что только можно, заткнуть дырки, заинтересовать и вернуть значительное количество людей, которые сейчас в СОЧ...
— А как сейчас, по-вашему, можно мотивировать людей? Тех, кто уже воюет долгое время?
— Если бы я был командиром... Я просто знаю людей, которые мне доверяют. Я бы сказал: «На мое доверие. Если возвращаетесь, отпуск у вас будет вовремя. Будем прорабатывать схемы, как и где мы воюем. Идиотских заданий не будет. Я ценю вашу жизнь и вашу работу. Если вы возвращаетесь и будете воевать, я от себя гарантирую то-то и то-то и отвечаю за базар». Так, думаю, многие вернулись бы.
Если же люди видят, что их считают исключительно расходным материалом, то вернуться они могут, если, например деньги закончились. Посидят на позициях, где не сильно стреляют, получат свою сотку и снова свалят.
К сожалению, вопрос в том, что часто нет такого, побратимского, взаимодействия, какое должно быть в реально воюющей армии. Если солдаты не любят своих командиров и пренебрегают ими, война не получится.
⸺ Деньги не стимул?
⸺ Кому эти деньги нужны в такой ситуации? Если станешь калекой, кто обеспечит твою семью?
— А если военный будет знать, что если с ним что-то случится, то его семья все же будет обеспечена? Это играет какую-то роль?
⸺ Да, большую. Например, военные просидели на позициях месяц в скотских условиях, а потом им ничего не выплатили, потому что они не выполнили приказ после этого идти на штурм.
— А что о мотивации тех, кто должен прийти им на замену или на пополнение?
— Люди не настроены агрессивно против мобилизации. Большинство из тех, кто ко мне заходит, говорят, что боятся попасть под власть дураков, которые их просто убьют. По крайней мере это так в моем окружении в Киеве. Да и в армии я не знаю ни одного человека, который сказал бы, что не хочет защищать свою страну. Это ответ на то, почему люди избегают мобилизации. И это ответ на вопрос, что нужно сделать, чтобы люди пошли в военкоматы.
Вот пример. Поступил приказ обеспечить бригадный резерв, на это выделили людей. Один из этих людей — инструктор по тактической медицине, который подходит для выполнения довольно экстремальных задач. Резерв тренируется. Потом часть людей направляют в пехоту. А инструктора тактической медицины — в основную штурмовую группу. Штурмовиком, зачищать блиндажи. Я знаю, что в этой ситуации на уровне начмеда бригады удалось урегулировать этот вопрос, медик в конце концов-таки выполнял функции медика и был очень полезен. Но, к сожалению, многие в таких ситуациях не стараются ничего решить, пускают на самотек, не защищают своих людей, потому что сами боятся попасть под статью, навредить своей карьере. И потом получаются повар-штурмовик, калека-десантник. В итоге — 200-е и 300-е. Но 200-му дают медаль…
⸺ Как вы реагируете на весь этот шум об ограничении прав человека, принуждении к мобилизации и тому подобном?
— Я понимаю одно: если потом придут путинские войска и решат, что кто-то должен искупить кровью, никакие права человека не будут им интересны. Их просто поставят в первый ряд — и все.
Здесь, скорее, на общегосударственном уровне нужно определиться в конце концов с приоритетами. Что мы делаем? Если воюем, то чем за это готовы платить? А цена будет высокой. Нельзя и дальше рассказывать, что мы завтра победим. Мы смотрели, как в тылу все рассказывали, что мы воюем с «ваньками-дурачками», и каждому на фронте это было противно до тошноты. Потому что если мы воюем с дураками и не можем их победить, то мы сами дураки. Да, у них с правами человека никак, с человечностью тоже. Но у них есть для этого ресурс, который они гонят на нас из своих депрессивных регионов.
— Чем обусловлено это непонимание подавляющим большинством всей серьезности ситуации? Отсутствием честного взрослого разговора власти с обществом?
— Люди до сих пор не понимают разницы между медийной реальностью и реальностью как таковой. В медийной реальности можно сто раз кого-то победить. Можно снять взрыв на какой-то нефтебазе и сказать: «О! Мы туда достали!». Ну, достали. И что? У них нефти от этого сильно уменьшится? Или в армии оружия не будет? Они уже наладили через посредников схемы и получают все западные компоненты в значительно большем количестве, чем мы. Нам крутят фигу и рассказывают, как все сложится, как все встревожены. А там ничего не рассказывают, а просто продают через посредников.
Медиапрезидент стал президентом страны, но он и дальше живет медиареальностью.
В то время как надо честно выйти и сказать людям, что все не так, как мы вам рассказывали все это время. С той стороны нет дураков, а у нас нет сплошных побед. У нас — очень жесткая и проблемная ситуация потому, потому и потому. Мы не хотим терять целую страну. Мы хотим для того и для того ее сохранить. Если вы с нами, давайте вместе что-то делать.
Даже Сталин в начале войны сумел выжать из себя «братья и сестры». И это еще тогда многое решило.
Пока будут две реальности: одна — медиа, а другая — настоящая, ничего не произойдет.
Потому что на каком-то этапе будет, как во время опиумных войн Китая с Англией. Английский корпус высадился, разбил одну китайскую армию, вторую. В это время китайский император рассказывал, что китайцы разбили одну английскую армию, вторую. До тех пор, пока этот английский корпус не пришел просто под дворец китайского императора.
— Когда не сработала государственная машина, можно надеяться только на чудо, на людей. И мы уже знаем, каким было это чудо в начале полномасштабной войны — люди поднялись и сами пошли.
— Вопрос в том, чтобы людям, которые поднялись, было что делать, а не просто подниматься.
В этой линии нужно сразу запускать людей в отработанные эффективные структуры. Учить их уже сейчас. Если этими людьми пополнять эффективные структуры, тогда дело будет. А если они просто поднимутся, их убьют. Говорю как есть. Все это так хорошо и патриотично выглядит — махание флагами и прочее. А на самом деле это — до первого залпа «Града», до первого кассетного обстрела, после которого ничего не остается.
Сильной может сделать армию только сильное государство. Какими бы мотивированными и обученными ни приходили в ВСУ украинцы.
— Честный разговор — это о сохранении в каких границах?
— Те, кто воюет, не хотят отдавать ничего, ни одной посадки. Там куча наших ребят погибла. Вот сейчас наступление на Харьков и Сумы. По тому, что я видел, они могут быть успешными только в том случае, если мы не будем обороняться. Но за эти два года наша бригада практически ничего не потеряла из позиций. Плюс-минус позиция, все в пределах сотен метров. Не имея особого оружия. Да, американцы давали «Паладины», 777, достаточно было иностранных САУ, но не могу сказать, что бригада — самая обеспеченная из всех.
Грамотное построение позиций, координация действий. Поскольку, когда действия координируют, очень сложно штурмовать кому угодно. То есть воевать можно. И ребята воюют. И даже там, где сейчас наши отступают, это происходит преимущественно потому, что они не подготовили себе резервные позиции. Там дальше все равно есть укрепрайон, зацепиться можно, есть за что.
Но вопрос в том, что мы реально сможем. Первые границы должны быть очерчены внутри собственного сердца прежде всего. Может, мы и не отдадим. Нас просто убьют без оружия, на том все и закончится.
Но, вероятнее всего, финальные границы не нами будут нарисованы. Как в свое время Трумэн со Сталиным сели и поделили Корею на две, и так оно и осталось.
Мы сейчас не знаем, что нарисовали для нас. Но что бы там ни было, мы не проиграем, если сможем сохранить в себе людей. Потому что даже если мы вернемся к границам 1991 года, но станем такими, как они, то это не будет того стоить.