Турецко-российская война в Идлибе: тест на прочность

То, что мы наблюдаем сейчас в Сирии – это переломный момент не только в самом конфликте, но и в отношениях Турции и России.

Складывающийся на протяжении нескольких лет после 2015 года турецко-российский карточный домик наконец-то рухнул, и переживает пик своего кризиса.

Следующие несколько дней станут для него главным испытанием и по факту определят дальнейшее развитие событий в Сирии и Турции.

Провинция Идлиб стала средоточием токсичных процессов, отравлявших российско-турецкий анти-западный ситуативный альянс.

Тут переплелись интересы двух ключевых государств региона, каждое из которых желало стать “королём” в этих беспощадных и кровавых джунглях.

Они понимали, что схватка двух “королей” может и вовсе сжечь все эти джунгли к чёртовой матери, и поэтому научились как-то сосуществовать, выстроив осторожную, гибкую сеть хрупких, но логичных договорённостей, игнорировавших одни параметры ситуации, но превозносившие другие, где у обеих стран противоречий не было.

Однако у них не получилось скрыть ту огромную разницу в восприятии Идлиба, которая в итоге и привела их к конфронтации.

Турция рассматривает провинцию Идлиб как своё “ближнее зарубежье”, подбрюшье, без контроля над которым идея безопасности турецких границ и её “самодостаточности” в вопросах их обеспечения, невозможна.

Это подорвало бы страну изнутри, поскольку принимать такое количество преимущественно бедного, консервативного населения, а вместе с ним и сотен вооружённых и полных гнева и отчаяния боевиков, Турция не желала, и не имела на это ресурсов.

Более того, Идлиб рассматривался Анкарой как некий перевалочный пункт, логический узел, который удобно решал задачи, связанные со снабжением турецкого военного контингента в оккупированном курдском анклаве Африн, а также с быстрой переброской войск из Идлиба в Африн и наоборот.

Соответственно, возвращение Идлиба под контроль сирийского правительства и их выход к турецкой границе ставило бы под угрозу военное присутствие турков в соседнем регионе Африн и в целом, в северной Сирии.

Турция вложилась деньгами в эту провинцию, видя в ней также буферную территорию, которую можно заселить теми самыми назойливыми сирийскими беженцами, создающими атмосферу социального напряга в самой Турции.

Но для их размещения необходимо создать условия, как минимум – построить социальное жильё, чем и занимаются турецкие компании, близкие к окружению Эрдогана, реализуя подряды на милиарды долларов.

Безусловно, эта история не была бы завершенной и без элемента личностного, субъективного и эмоционального.

Вопрос престижа стоит, пожалуй, одним из первых на повестке дня Идлиба.

Для Реджепа Тайипа Эрдогана идлибская история – это про его личную политическую легитимность и репутацию, которой он очень дорожит.

Гибель турецких военнослужащих в Идлибе резко повышает ставки в этой игре, а значит и риск для самого Эрдогана и его позиций в собственной стране.

Он должен реагировать, дабы показать, кто в доме хозяин, ибо в логике подобных ему людей уступка, мягкость, сдержанность, осторожность – это скорее, признаки слабости, если они не используются как прием политической хитрости или стратегического маневрирования, или если их медийный потенциал, потребляемый населением без последствий, иссякает.

В ситуации с Идлибом произошло то, чего, на самом деле, я ожидал ещё с сентября 2018 года, когда были подписаны пресловутые Сочинские соглашения, к которым нынче часто апеллируют стороны, но оригинал текста которых до сих пор никто не видел.

Турция верила, что соглашение даёт ей право свободного манёвра в Идлибе и замораживает ситуацию до лучших времён.

Россия верила, что временная подморозка ситуации даст им время, чтобы порешать другие вопросы, более важные с точки зрения российского политического руководства и их глобальных интересов.

Примечательно, что сдержанность, осторожность и вялость реакций РФ на действия Турции в северной Сирии воспринимались в Анкаре как слабость, нежелание идти на конфликт.

А многоразовые “последние китайские предупреждения” Эрдогана то против США, то против сирийских курдов, то против сирийской армии, то против нелояльных боевиков, которые часто заканчивались медийным пшиком, воспринимались в Москве как пиар-акции, спектакль, необходимый Эрдогану для внутренних потребностей.

Когда же Сочинские соглашения, с самого первого дня не выполнявшиеся, начали разваливаться, а сирийская армия пошла в наступление на Идлиб весной 2019 года, стороны продолжали пребывать в иллюзорно-сказочном забвении, мире вышепомянутого восприятия реальности.

Эрдоган продолжал сотрясать воздух, создавая саспенс для своего электората (российское восприятие), а Путин продолжал избегать резких фраз и критики в отношении Анкары, побаиваясь испортить с ней отношения, ставшие такими стратегическими, что, дескать, уже и Башар Асад не так важен (турецкое восприятие).

Турецкие войска у посёлка Хазано на севере Сирии, 11 февраля 2020 года.

Последний эпизод с гибелью более чем 30 турецких солдат в результате авиаудара то ли сирийских, то ли российских ВВС, вынуждает президента Турции действовать как-то по-другому, нетривиально.

Одними бравыми фразами про тысячи “нейтрализованных сирийских солдат” и показательно-демонстративные обстрелы пустующих посёлков и деревень уже не обойтись.

Нужен реальный военный ответ.

И никакие договорённости с очередными буферными зонами, наблюдательными пунктами, перемириями уже не сработают: слишком заезженная пластинка, треснувшая пополам, и уже не в состоянии проигрываться.

Турция находится на переломном для себя моменте.

В некотором смысле, Эрдоган сам загнал себя в цугцванг.

Он помог взрастить чудовище “Исламского государства”, которое разрослось до самых турецких границ, и уже начало угрожать стабильности самой Турции.

Он оказывал длительную и щедрую поддержку многим экстремистским группировкам в северной Сирии, развернув прокси-войну против центрального правительства в Дамаске ещё в 2011 году.

Он провёл три военных вторжения в Сирию, незаконных с точки зрения международного права, разместив своих военных в Сирии при отсутствии поддержки со стороны НАТО и США.

Он подписал Сочинские соглашения, которые считал, что может реализовать.

И сейчас, все варианты, которые перед ним лежат, ведут к стратегическому проигрышу.

Если Турция не ответит на гибель своих солдат, это станет началом конца внутренней легитимности Эрдогана.

Если же Турция ответит как обычно, то Эрдоган также потеряет лицо и авторитет среди собственных “волков” в Анкаре.

Если же Турция ответит полномасштабной военной операцией против сирийских войск, это неприменно закончится кровавой баней, а цена сирийских манёвров для Эрдогана вырастет в геометрической прогрессии по мере роста количества убитых турецких солдат.

На фоне не очень удачных внешнеполитических интервенций на других направлениях (Ливия, Кипр, Ирак, США, ЕС) и серьёзных волнений на мировых финансовых рынках, для Турции война с Сирией может закончиться плачевно, даже если тактически, Анкара одержит победу.

Таким образом, у Эрдогана нет хороших вариантов.

Любой нанесёт ему ущерб.

Но ему жизненно-необходимо подать народу “военную победу”, и отстоять своё право на самостоятельное решение вопросов, касающихся “ближнего зарубежья”.

По мнению Эрдогана, в Идлибе сосредоточились те самые стратегические интересы Анкары, связанные с, ни много, ни мало, позиционированием Турции во всём регионе и её престижем как регионального супер-государства.

У России ситуация складывается не лучше.

Сирийская политика Владимира Путина последних нескольких лет зиждилась именно на альянсе с Турцией и различных договорённостях с другими “акционерами” конфликта в Сирии: Израилем, Саудовской Аравией, Катаром, Иорданией, Ираном, Египтом, США, Евросоюзом, Ираком, Ливаном.

Разумеется, Турция и РФ оставались ключевыми игроками, между которыми и происходила основная “химия” после 2016 года, когда отвалились все основные участники, по разным причинам.

Турецко-российский ситуативный альянс стал настоящей головной болью для Запада, в особенности для Штатов.

Неудивительно, что как только началось обострение в Идлибе, Вашингтон активизировался, и пытается перетянуть Турцию назад на “сторону света”, однако резких движений пока не делает.

Это вполне объяснимо.

В разгар предвыборной гонки, администрация Дональда Трампа не намерена втягиваться в очередной ближневосточный бардак (а тем более, такое сложновоспринимаемое и практически бесконтрольное политическое болото, как Идлиб), впрягиваясь за интересы Эрдогана в стране, из которой они только что вывели большую часть своих войск.

К тому же, Трамп весьма чётко и лаконично обозначил свои цели в Сирии: “We need oil”.

Таким образом, ожидать усиления роли США в Сирии на стороне Турции мне кажется преждевременным и маловероятным.

Однако в случае масштабного обострения, Вашингтон, разумеется, поддержит своего союзника по НАТО, как минимум на словах.

Российская политика в Сирии сейчас проходит не менее важный, чем Турция, тест на самодостаточность и волю принимать собственные решения, отстаивая их даже силой оружия, даже против условных друзей.

Провал попытки распределить сферы влияния в Ливии и эскалаций боевых действий на северо-западе Сирии уже бросили тень на способность Москвы реально оказывать давление на стороны, которые она считает своими союзниками.

Ещё одно унижение, да ещё и военно-политическое (на которое РФ всегда традиционно делало ставку, что в Украине, что в Грузии), да ещё и от Турции (друг, партнёр, но всё же конкурент по битве за “джунгли”) – это не приемлемо.

На кону не просто репутация Путина как переговорщика, дипломата и влиятельного мирового лидера, но и политические позиции РФ в Сирии, которые она выстраивала целых 5 лет.

А от этого зависит дальнейшее стратегическое позиционирование РФ на Ближнем Востоке, что уже напрямую затрагивает к легитимности самого Путина.

Россия, если стремится перебрать на себя часть функционала США в глобальной политике, и активно равняется на “мирового полицейского” в регионах, должна доказать, что способна это делать.

Идлиб – первый реальный экзамен для Кремля в рамках его ближневосточной повестки.

Эрдоган, играясь в максимальное поднятие ставок, расчитывает на то, что Россия отступит, не захочет идти на обострение, как это было все предыдущие разы – с курдами в Африне, с боевиками в Восточной Гуте под Дамаском, с курдами на северо-востоке, с зонами деэскалации, с гуманитаркой и т.

Впрочем, если Москва “кинет” своего союзника Асада, и не поддержит его (или поддержит ограниченно), то может потерять свои политические позиции в Дамаске, а это усилит прямых конкурентов РФ – Иран, Саудовскую Аравию, ОАЭ и США.

Если же Россия бросит свои силы на помощь Асаду, и включится в военное противостояние с Турцией, то может рискнуть потерять свой альянс с Анкарой, что будет иметь далеко идущие последствия для её региональной политики.

Сирийский генералитет и политическое руководство страны понимают, что на карту поставлено выживание самого режима.

Стратегические, международные трассы М4 и М5, которые сирийские войска пытаются деблокировать в ходе наступления в Идлибе, и которые Турция обязана была открыть в рамках Сочинских соглашений, необходимы Дамаску для ускорения и облегчения процесса послевоенного восстановления экономики страны.

Они не могут позволить себе проиграть войну за мир, ибо это приведёт к новым социально-экономическим потрясениям, новому кризису и коллапсу режима, на смену которому непонятно, что придёт вообще, и Сирия может превратиться в очередную Ливию или Ирак.

Сирийские войска находятся на своей родной земле в Идлибе.

Они понимают, что они там делают и за что умирают.

Соответственно, морально, они готовы встречать наступающих турецких солдат, даже если это будет стоить им жизни.

Отсюда и весь этот пафос, триумф и решительность, которые излучают про-правительственные аккаунты и СМИ.

Для официального Дамаска это не битва за Идлиб, и не битва з турками, это война за мир, за будущее Сирии и историю победителей.

Поэтому, несмотря на несколько раундов эскалаций, вторжение Турции в Идлиб, сирийские войска продолжают наступать, занимая одни территории за другими.

Лишь за последние 2 месяца правительственные силы вернули под свой контроль порядка 200 населённых пунктов и взяли 50% всей провинции Идлиб, впервые с 2014 года.

Единственный вариант, на мой взгляд, который сейчас может разрядить обстановку и доказать, что российско-турецкий альянс действительно эффективен – это новое соглашение между РФ и Турцией.

Да, обе страны понесут некоторые политические потери, однако они сумеют избежать худших сценариев и безумных затрат на войну.

Турции нужна медиа-картинка военной победы, которую могут обеспечить русские.

Москве нужна стабилизация фронта после демонстративного перетягивания каната и заморозка ситуации с последующими разделением сфер влияния в Сирии и ликвидацией самых токсичных группировок в Идлибе.

Сирии нужен контроль над трассами М4 и М5, а также свободный манёвр в политике реконструкции и послевоенного восстановления.

Европе нужен мир и стабильность, а не беженцы и разруха.

Всё это РФ и Турция могут сделать, если найдут силы, волю и решительность.

Косвенно, о готовности разговаривать и завершить конфликт переговорами свидетельствует несколько важных сигналов в отношениях Анкары и Москвы.

Во-первых, Турция возлагает всю вину за гибель турецких солдат на “силы Асада”, избегая при этом прямых обвинений в адрес России.

Во-вторых, несмотря на эскалацию, турецко-российское совместное патрулирование северо-восточной Сирии состоялось (раньше, Турция демонстративно приостанавливала его после гибели 8 своих солдат в Идлибе).

В-третьих, Россия успела выразить сочувствие в связи с гибелью турецких солдат, и напомнила, что главная проблема – это террористы, которые мешают обоим странам жить.

В-четвёртых, состоялся телефонный разговор между Путиным и Эрдоганом, а в Анкаре прошла очередная встреча делегаций по Идлибу.

Всё говорит о том, что мосты не сожжены, и стороны готовы разрешить конфликт мирным путём через новые договорённости.

Но в этот раз сделать это будет сложнее, чем обычно.

Кто-то должен будет уступить, и признать преобладание другого.

Пока что, ситуация патовая.

Турция всё ещё раздумывает, как им ответить на гибель своих солдат, параллельно сообщая о поражении около 200 военных целей на территории Сирии.

А Россия всё ещё пытается собраться с мыслями по поводу своей позиции относительно данного кризиса.

Явно видно, что Москву крайне раздражает наращивание военного присутствия Турции в Идлибе, и в особенности – демонстративная передача местным боевикам всяких ЗРК и ПЗРК, способных сбивать российские самолёты.

Отсюда и проистекает жёсткое заявление Минобороны РФ о том, что турецкие войска, дескать, находились вместе с “террористическими группировками”, и поэтому попали под раздачу.

Кто ж им, мол, виноват? С другой стороны, в Кремле понимают, что Турция – важный и нужный игрок в Сирии, хоть и ставший в несколько раз токсичнее.

Время у обеих сторон есть, но немного.

Пока Запад продолжает погружаться с головой в собственные проблемы, не имея никакой целостной политики относительно Сирии, кроме как плыть по старому течению последних лет, Турция и Россия могут сами решить свои разногласия, не оборачиваясь на чьи-то интересы.

Однако продолжающаяся военная операция сирийской армии на юге Идлиба сохраняет угрозу нового столкновения с турками, а также продолжает бесить Анкару, требующую прекратить наступление и отвести силы до границ 2018 года.

Любые резкие действия (типа широко растиражированных в интернетах якобы решений Анкары ввести военное положение или объявить войну) могут привести к обвалу национальной валюты и ослаблению экономики, не говоря уже о росте внутреннего недовольства.

От результата российско-турецких переговоров по Идлибу и военной кампании сирийской армии в этом регионе зависит будущее конфликта и дальнейшее позиционирование Турции и РФ на Ближнем Востоке.