Отчаянно и бесшабашно: как журналисты в 1986 году рассказали правду об аварии на ЧАЭС

35 лет назад, 26 апреля, произошла одна из крупнейших техногенных катастроф в истории человечества, эхо которой мы чувствуем и сегодня.

Журналист и заведующий сектора прессы Киевского горкома Компартии Украины в 1984-1990 годах Михаил Сорока в интервью Фактам ICTV рассказал, что авария на Чернобыльской АЭС в первые несколько дней не упоминалась ни в одной советской или украинской газете.

Замалчивание аварии на ЧАЭС

По словам журналиста, взрыв на четвертом блоке атомной электростанции произошел 26 апреля в 01.24. Тогда же сразу в Киеве и области поползли слухи о том, что произошла авария.

— Была угроза, что огонь перекинется на три других энергоблока атомной станции. Поэтому в опасную зону сразу направили пожарных самой станции, а затем и пожарные части Киевской области, — говорит Михаил.

Сорока вспоминает, что впоследствии радиация распространилась на 50-тысячный город Припять, который в прессе скромно называли поселком, чтобы уменьшить масштабы катастрофы. Так что люди постепенно узнавали о катастрофе.

Однако Москва хотела скрыть эту аварию. У них, по словам журналиста, уже был в этом определенный опыт.

— 9 сентября 1982-го произошел выброс радиоактивных веществ на первом энергоблоке. Но тогда действительно аварию скрыли, и мир о ней не узнал. Однако теперь все было иначе, — объясняет он.

Американский спутник с космической орбиты зафиксировал вспышку на ЧАЭС и остановку всех четырех энергоблоков. Через день начали поступать тревожные сообщения из Запада, особенно из стран Скандинавии, куда дул радиационный ветер. А уже 30 апреля в Киеве начал нарастать уровень радиации.

По информации Михаила, только на третий день после аварии, 29 апреля, в программе Центрального телевидения Время очень коротко объявили о взрыве в Чернобыле и о ликвидации его последствий.

Также 30 апреля еще лаконичнее сообщили об этой катастрофе и ее ликвидации в издании Правда.

— 2 мая появилась информация о том, что уровень радиации в Припяти якобы уменьшился в полтора-два раза. Отмечали, что станция вскоре возобновит работу и не нужно волноваться, — говорит Михаил.

Таким образом, информация о ситуации на ЧАЭС продолжала оставаться очень скупой. Москва обвиняла западные СМИ в дезинформации относительно катастрофы.

Однако, как вспоминает Сорока, секретарь США Джордж Шульц заявлял, что в мире уже знают о реальных масштабах аварии.

— Только через 20 дней после аварии на станции президент СССР Михаил Горбачев вышел на экраны Центрального телевидения с заявлением относительно ситуации в Чернобыле. В нем говорилось преимущественно о героизме тех, кто преодолевает последствия аварии, и заверялось, что все будут награждены. Более трети этой речи свелось к критике Запада, где якобы СМИ и правительства искажают ситуацию касательно ЧАЭС, — рассказывает Михаил.

Тогда украинским журналистам удавалось выходить на контакт только с руководителями среднего звена, министерств и ведомств, а также с учеными и специалистами.

Сорока вспоминает, как в газете Советская Украина он опубликовал разговор с министром угольной промышленности Николаем Сургаем о существовании угрозы попадания радиоактивных веществ в грунт и воду, что может привести к колоссальной катастрофе.

— Решили вырыть под четвертым энергоблоком большой котлован, заложить туда подошву в 1,70 м и сделать систему охлаждения с датчиками и приборами для снижения температуры. Тогда собрали лучших шахтопроходчиков из разных угольных бассейнов Союза, в частности из Донбасса, — вспоминает журналист.

Корреспонденту украинского отделения агентства прессы Новости (АПН) Игорю Заседу удалось, находясь в Чернобыле, взять эксклюзив у Евгения Велихова, который был во втором составе правительственной комиссии от Института атомной энергии им. Курчатова (научное учреждение и разработчик этих реакторов, — Ред.).

— Заседа едва ли не первым распространил тогда полученную информацию в союзных, украинских и мировых СМИ. После этого, люди постепенную узнавали о том, что на самом деле происходило в Чернобыле, — объясняет Сорока.

Журналисты в зоне отчуждения

По воспоминаниям Михаила, 5 мая впервые появились журналисты в Чернобыле. Тогда небольшая группа московских корреспондентов приехала в Чернобыль на несколько часов. Но украинским медиа этого не позволяли.

— Московские журналисты, приехавшие на один день, поняли, что там происходит и какая это опасность для здоровья каждого. Поэтому они практически больше не появлялись, — отметил Сорока.

Далее все переложили на плечи украинских журналистов. Они, будучи там, начали осознавать что такое радиация, едва ли не первыми освоив терминологию и технологию производства атомной энергии.

— Наши медиа поняли, что произошло и каковы последствия аварии.

Также Сорока вспомнил журналиста отдела промышленности газеты Советская Украина Любовь Янюк, которая одной из первых 7 мая поехала в Чернобыль. Ей удалось поговорить с заместителем секретаря парткома станции Владимиром Холошей, который хорошо знал ситуацию на АЭС.

— Она спросила его — это Хиросима? На что он, подумав, ответил: гораздо хуже. Эти слова  цензура вычеркнула, ведь они были горькой правдой, — делится воспоминаниями Сорока.

Накануне катастрофы редактор издания Трибуна энергетики Любовь Ковалевская в газете Литературная Украина подготовила критическую статью о том, сколько было брака в продукции и поставках, шедших на ЧАЭС.

— Одно из предприятий поставило 70% бракованной продукции. Это  публикация вышла в марте 1986 года, за считанные недели до аварии, и стала в некотором роде предсказанием, — отмечает Сорока.

В мае уже сформировалась определенная группа журналистов. Они были специалистами Чернобыля и регулярно ездили в зону.

— Многие из них уже умерли. И первостепенная причина  этого — Чернобыль, в частности злокачественные болезни, — добавил Михаил.

Фотокорреспондент Укринформа Владимир Репик одним из первых сделал в Чернобыле фото с вертолета четвертого энергоблока на низком полете крупным планом. Этот снимок уникален и обошел страницы мировой прессы.

Фото: Владимир Репик

Телеоператор Украинского телевидения Сергей Минько ездил в зону, когда строили подошву под разрушенным реактором.

Сорока вспоминает, как они вместе попали во двор, где работали шахтопроходчики. Они, все в белом и масках, создавали место для установки подушки.

— Они просили Минько снять совместный портрет во дворе. И вот картина: за стеной четвертый энергоблок, который фонит, а люди стоят, и Сергей их снимает. Это свидетельство и человеческого героизма, и отчаянности и определенной бесшабашности, потому что была угроза для человеческих организмов, — описывает Сорока.

В то время существовала жестокая система контроля и цензуры, особенно когда речь шла о такой чрезвычайной ситуации, как катастрофа на ЧАЭС.

Михаил помнит, как перед выпуском газеты представители главлита (цензоры) прочитывали каждую страницу. Поэтому пробиться каким-либо тайнам было невозможно.

— Но журналисты это обходили, подбирая слова, из которых людям становилось все понятно. Если сложить всю картину, которую мы видели в СМИ, то в действительности  были видны все секреты и реальное состояние дел в Чернобыле, — говорит он.

По словам журналиста, интерес к информации невозможно было сдерживать, потому что царило колоссальное возбуждение и напряжение среди людей.

— Это было преступно — не рассказывать, что происходит.