Пять неожиданностей первого года войны Израиля в Газе

На этой неделе исполнился год войны в Газе, началом которой стало нападение боевиков ХАМАС — Движения исламского сопротивления — на израильские военные базы вдоль границы с Сектором и израильские поселения, расположенные неподалеку. Жертвами этого нападения стали 1200 израильтян, гражданских и военных, а 250 попали в плен. Шокирующие события 7 октября 2023 года стали спусковым крючком самой длинной в израильской истории войны, которой не видно конца и края и которая стоит в шаге от превращения в большой региональный конфликт, способный сделать жизнь миллионов людей невыносимой и разрушить привычный для нас мир.

Когда-то на севере нынешней Сирии римский консул, полководец и политик Марк Лициний Красс готовился к войне с парфянами. Он был абсолютно уверен в непобедимости Рима и его легионеров и стремился к быстрой победе. «Мы ударим их в самое сердце, захватим столицу», — планировал он будущую операцию. Его собеседники были менее оптимистичны. Один из них, царь маленького государства Осроена (будущая Эдесса) Абгар, выслушав римлянина, ответил: «У Парфии нет сердца». Чем закончился римский поход, мы знаем хорошо — Красс был убит, и ему, уже мертвому, парфяне влили в горло расплавленное золото.

К чему, спросите вы, эта история? Ведь произошла она так давно, что ее последствия стерлись под толщей тысячелетий. Вы почти правы, но помня об упоминании моавитян в речи Нетаньяху после событий 7 октября, понимаешь, что история, даже такая далекая, до сих пор актуальна. Для этого нужно лишь взглянуть на карту тогдашней Парфии и понять, что география — это судьба. «Нет ничего нового под солнцем», — говорит Проповедник.

Израильский премьер-министр, выступая в годовщину начала войны, заявил, что это именно война, а не военная операция (Анахну баМильхама — Мы в войне). В его речи впервые прозвучало ее название — Мильхемет-а-Ткума, Война Возрождения. Не знаю, закрепится ли оно в историографии, но, по моему мнению, мотивов такого названия было несколько. Это слово тесно связано с трагедией Холокоста во время Второй мировой войны и имеет прямую отсылку к Катастрофе европейского еврейства, что Биньямин Нетаньяху неоднократно подчеркивал. Возможно, имплицитно это название должно подчеркнуть разрыв с прежней политической традицией, заложенной в начале 90-х годов переговорами в Осло. Она созвучна с воинствующими настроениями значительного количества израильтян, поддерживающих решительные действия израильской армии, и настроениями среди части высокопоставленных военных, которые израильская либеральная пресса называет «мессианскими».

О каких неожиданностях первого года войны мы можем говорить? Первая и очевидная — это нападение ХАМАС. Сейчас можно найти поминутное описание произошедшего, существует немало аналитических материалов на эту тему, но очевиден провал работы в стране как политических институтов, так и в сфере безопасности. В сфере безопасности — потому что они непосредственно отвечают за безопасность и прозевали подготовку такого масштабного нападения. Политических — потому что в течение предыдущего года делали все, чтобы политически ослабить страну, расколоть ее реформами судебной системы, разрушить и до того слабую систему сдерживаний и противовесов для достижения абсолютной власти. Эти сигналы считывались врагами Израиля как доказательство его беспомощности и слабости. Что-то вроде того, как Москва считала паническую эвакуацию американцев из Кабула. В Газе израильская армия столкнулась с отчаянным сопротивлением, которое продолжается по сей день. Израильтяне вынуждены то и дело возвращаться в, казалось бы, уже полностью «зачищенные» кварталы разрушенных палестинских городов. ХАМАС потерпел серьезное поражение, но не сложил оружия.

Вторая неожиданность — вступление в войну «Хезболлы». Да, на начальном этапе это была война малой интенсивности, но ее результатом стала эвакуация жителей северного пограничья, которые вместе с эвакуированными жителями южных поселений стали ежедневным напоминанием о том, что конфликт продолжается, и бременем для бюджета. Начало третьей Ливанской войны, которая, по словам Нетаньяху, должна была бы решить этот вопрос и вернуть население в свои дома, — логическое продолжение предыдущих событий. Серия успешных специальных операций, направленных на разрушение коммуникаций, дезорганизацию врага, уничтожение лидеров «Хезболлы» во главе с несменяемым с 1992 года Хасаном Насраллой, должна была стать сокрушительным ударом, который будет способствовать достижению быстрых результатов. Введение в бой третьей по счету израильской бригады свидетельствует о намерениях взять под контроль не только пограничье, но и северные районы Южного Ливана. Но, как говорят израильские генералы, военная операция после первых 48 часов — уже рутина, болото, в котором вязнут израильские планы. Наконец, это уже случалось дважды. Борьба с партизанщиной всегда была слабым местом израильской армии. К тому же без политического решения пребывание израильской армии в Ливане теряет смысл.

Нетаньяху ждет или, скорее, надеется на восстание в Ливане против «Хезболлы»? Как иначе объяснить его обращение к ливанскому народу с таким призывом? И здесь мы вновь должны взглянуть на ливанскую политику. Да, Ливан находится в перманентном политическом и экономическом кризисе, его лидерство ослаблено, но у меня большие сомнения в том, что кто-то из политиков — христиан или суннитов — готов слушать и слышать израильского премьера. Таифские соглашения, завершившие изнурительный гражданский конфликт, четко формулируют, что Ливан — это арабская страна и ни одна из фракций не будет привлекать внешние силы для усиления своих позиций. А шииты, со своей стороны, не растают в воздухе. Сила «Хезболлы» в Ливане заключается в том, что они ввели униженную религиозную группу в большую политику. Да, сделали их своими заложниками, заложниками интересов, в частности и Тегерана, но вернули достоинство. Отношение к Насралле со стороны других этноконфессиональных групп было контраверсионным — его уважали за успех в войне 2006 года и презирали за участие в гражданской войне в Сирии на стороне Башара Асада.

Третьей неожиданностью стало вступление в войну хуситов, шиитской фракции зейдитов в Йемене, контролирующих север и столицу этой страны. Их удары по Израилю и удары в ответ на самом деле — лишь эпизод этого противостояния. Главной проблемой остается свобода судоходства в Красном море, движение по которому превратилось в смертельную опасность. Решить вопрос хуситов силами международной коалиции сейчас не удается, несмотря на все усилия. Вариант наземной операции не рассматривается. Хуситы выполняют еще одну функцию, держа на прицеле Саудовскую Аравию. С 2015 года ее территорию регулярно обстреливали ракетами и дронами. И хотя противовоздушная оборона королевства за эти годы усовершенствовалась, никто не даст гарантий стопроцентной безопасности ее нефтяных хранилищ и портов.

Четвертой неожиданностью стал Иран, точнее, ракетные удары по территории Израиля. Тем, что между обеими странами в течение долгого времени идет война by proxy, никого не удивишь. Согласно израильской терминологии, Иран с помощью своих прокси создал вокруг Израиля огненное кольцо — тив'ат-а-эш, целью которого является изменение стратегического баланса в пользу Ирана. Израиль отвечает тем же. До победы Исламской революции 1979 года между Тель-Авивом и Тегераном были тесные отношения. Согласно израильской стратегии, неарабские страны Ближнего Востока, которые к тому же имели проблемы со своими арабскими соседями, были их естественными союзниками. На тот момент это были Турция и шахский Иран. Революция все изменила. Поддержка шиитов в арабских суннитских странах была одним из столпов иранской стратегической культуры. Особенно это проявилось после начала иракско-иранской войны, в которой Багдад поддержало большинство арабских стран, обеспокоенных экспортом идей иранской революции среди своего шиитского населения. Главным провайдером таких услуг стал экспедиционный корпус Стражей Исламской революции (КСИР) Сепах-э Кудс, название которого само по себе красноречиво — Иерусалимские силы — и который специализируется на диверсиях и разведывательных операциях.

Сейчас мир ждет израильского удара в ответ. Проблема такого удара в том, что он должен, по идее, надолго лишить Иран возможности хоть как-то угрожать Израилю. По словам израильского министра обороны Йоава Галанта, удар должен быть «смертоносным, точным и неожиданным». Сегодня чаще всего обсуждают два варианта — удар по военной инфраструктуре, соразмерный с причиненным вредом, или сокрушительный — по ядерной и нефтяной инфраструктуре. Первый не выходит за рамки стратегического балансирования, второй погружает регион в длительную войну. Удар по нефтяным и ядерным объектам имеет предостережения.

По подсчетам военных аналитиков, для разрушения бетонных перекрытий ядерных объектов в Натанге нужно 15 тонн бункерных бомб определенного типа — GBU-57A/B Massive Ordnance Penetrator, которые есть на вооружении только в США. Доставить их можно только самолетами B-2 Spirit. Американцы, как мы уже убедились, не в восторге от такого сценария. Нефтяная инфраструктура меньше защищена. Хотя Россия в последнее время в ускоренном режиме поставляет Ирану средства ПВО, в частности С-400, вероятно, с российскими расчетами, и Тегеран имеет самостоятельную эшелонированную воздушную оборону, предыдущий опыт свидетельствует о ее уязвимости. По мнению экспертов, удар по нефтяной инфраструктуре Ирана не приведет одномоментно к резкому скачку цен на топливо. Иран добывает около 4 миллионов баррелей нефти в день и экспортирует 2 миллиона преимущественно в Китай. Это всего 2% мировой добычи. Проблема в том, что неопределенность, возникающая после такого события, приведет к панике на рынке. Угрозы Ирана нанести удары по саудовской, эмиратской и азербайджанской нефтяной инфраструктуре хотя и выглядят по состоянию на сегодняшний день маловероятными, после потери Тегераном собственных стратегических объектов могут реализоваться. Добавьте к этому перекрытие Ормузского пролива.

Утраченные объемы нефти Китай купит у России, что на фоне роста цен приведет к вбросу в горнило российско-украинской войны дополнительных ресурсов. Очевидно, угроза иранскому режиму ускорит стратегическое сближение Тегерана с Москвой, что уже наблюдается. Я продолжаю настаивать на том, что прямое вовлечение Москвы в конфликт на Ближнем Востоке выгодно для нас по двум причинам. Первая — перераспределение ограниченных дефицитных ресурсов, а вторая — превращение России из вероятного посредника в непосредственного участника. Иран не может выиграть в конвенционной войне. Но угроз тоже немало. Главная — долгая война с нечеткими результатами, где каждая сторона будет иметь возможность интерпретировать их в свою пользу.

Пятой неожиданностью стал беспрецедентный рост антиизраильских настроений в мире. Израильское руководство традиционно подает их в антисемитской обертке, так удобнее, и главное — это отвечает национальному нарративу. Впрочем, проблема здесь более глубокая. Она лежит на пересечении антиколониального дискурса, популярного сейчас на Западе, и очевидного понимания того, что Израиль не имеет позитивного сценария для региона. В конце концов, что правительство Нетаньяху может предложить палестинцам, кроме продолжения оккупации и дальнейшего унижения?

Мой коллега из Центра ближневосточных исследований Сергей Данилов, обычно скептический в отношении перспектив большой войны, на этот раз не был таким категоричным. Пахнет войной, — сказал он. Я соглашаюсь. Большая война стучит в двери Ближнего Востока. Это не приговор, это предчувствие войны с Парфией, у которой нет сердца.