"Пошел в ТЦК и говорю: "Надо уже что-то со мной делать!": ветеран с ампутированной рукой больше года плетет маскировочные сетки для фронта

Илья не может завязать шнурки на кроссовках. Не может постричь ногти на правой руке, еще не может ее помыть. Кажется, все остальное может. Вот только вернется домой, в село Харьковцы в Лохвицком районе Полтавской области, где недавно приобрел дом, немного переделает мотоблок, оставшийся от предыдущего хозяина, и будет им работать. Малогабаритный трактор управляется двумя руками, а Илье надо сделать из него "однорукого".

— Жена, как я только вернулся после восстановления в санатории, бросалась во всем мне помогать, но я сказал категорически: "Нет! Если сам не справлюсь, тогда тебя попрошу", — улыбается 49-летний Илья Малев, с которым мы встретились в зоне отдыха на территории центра протезирования "Ортопед" в Полтаве.

Труднее всего было научиться завязывать узелки пальцами одной руки

Мужчина приехал в центр протезирования за другой, более совершенной, искусственной рукой.Государство обеспечивает военнослужащих, которые потеряли верхние конечности, тремя моделями протезов: механическими, мионическими и бионическими. Самый простой, механический, признается Илья, он надевает изредка. К примеру, когда берется чистить картофель. Тогда прижимает картофелину железным крючком на конце протеза, а своей правой снимает кожуру. В других случаях, говорит, предпочитает обходиться без лишней тяжести. Хотя реабилитологи настоятельно рекомендуют носить протез постоянно во избежание перекоса позвоночника. Ведь получается, что правая сторона с уцелевшей рукой перевешивает левую, где рука отсутствует.

Илья уверенно ездит и за рулем собственного автомобиля, в чем у меня была возможность убедиться лично — после интервью он предложил подвезти меня домой. Знаете, есть такие водители, с которыми никогда не бывает страшно. Так вот, Илья Малев из этой категории. Причем до ампутации ему никогда не приходилось ездить по городу. Теперь с подстраховкой GPS и это освоил.

А еще ветеран российско-украинской войны умело плетет маскировочные сетки. Впервые принялся за это дело уже после того, как потерял руку.

— После операции меня отправили на восстановление в санаторий в Немирове Винницкой области. Чтобы не набрать лишнего веса, с которым борюсь всю жизнь, я много ходил пешком по городу, – Илья вспоминает, с чего началось его волонтерство. — И однажды разговорился с молодой владелицей парикмахерской. Оказалось, она активно помогает госпиталю: возит туда воду, продукты, еще какие-то нужные вещи. Я напросился к ней помощником. А через нее познакомился с семьей харьковских переселенцев. Они — отец, мать и трое детей — жили в частном доме и плели во дворе маскировочные сетки. Я попытался им помочь, и у меня получилось.

Сначала Илья завязывал ленты из спанбонда (полимерный маскировочный материал) в основание сетки, помогая себе губами. Каждый день после обеда шел к своим новым знакомым и до семи-восьми, а то и до девяти вечера реабилитировался таким образом. Труднее всего было научиться завязывать узелки пальцами одной руки. Так старался, что огромную мозоль на подушечке ладони натер. Зато, говорит, набил руку.

С тех пор бывший главный сержант взвода, где бы ни был, присоединяется к волонтерам, которые плетут маскировочные сетки.

— Когда меня перевели на восстановление в Полтаву, я первым делом выпросил у реабилитолога адрес ближайшей волонтерской группы, которая этим занимается, — улыбается мужчина. — Девушки в областной библиотеке, увидев мой пустой рукав, конечно, немного испугались. Но я такой человек, что всегда нахожу общий язык со всеми, поэтому довольно быстро влился в коллектив. Кончались процедуры, и я тут же отправлялся в библиотеку. Из мужчин, кроме меня, там был пенсионер Володя – очень крутой мужчина. Плели сетки другим узором, чем в Винницкой области, но в том никакой сложности не было. В основном использовали крашеную ткань, в зависимости от военных запросов на цвета. Сетки из ткани получаются тяжелые, но для артиллерии это то, что нужно. Из спанбонда — легкие, занимают меньше места, однако быстро плавятся, если попадает огонь.

Вернувшись в конце концов в Решетиловку, куда он с женой и сыном сбежали буквально за день до оккупации их села в бывшем Боровском (теперь Изюмском) районе Харьковской области, Илья первым делом нашел Центр культуры и досуга "Оберіг". В нем активисты плетут сетки еще с 2014 года. Ходил туда, как на работу, каждый день утром и до вечера, только в субботу и воскресенье давал себе отдых.

— Как-то военные попросили срочно сделать четыре сетки: одну большую и три поменьше, — вспоминает. — Причем с учетом ландшафта местности. Они стояли в поле, где нет "зеленки". Мы за два дня справились с работой. Бывало, по 10—11 человек на сетку становились. Но постоянными были только я и еще двое-трое, потому что люди работают и присоединяются к команде, когда выпадает свободная минута.

А в Харьковцах, говорит, вообще через улицу перейти — и там все на месте. Правда, после переезда еще не дошел туда.

Просил хирургов оживить конечность

Пока мы разговариваем, у Ильи то и дело звонит телефон. Он извиняется, но дела, говорит, военные, неотложные.

— Только что побратим позвонил, который заменил меня на должности старшего сержанта взвода. А ведь это как мама и папа для бойцов: достает все, что им нужно, подключает знакомых, волонтеров, — объясняет. — Спрашивал вот, не могу ли "организовать" химические грелки, потому что они скоро перейдут на окопную жизнь. Я уже интересовался про грелки у своей кумы, которая поставляла мне их из Одессы. Сказала, есть, но мало, поэтому отправит напрямую на линию столкновения, как только купит большую партию. И окопные свечи уже нужно искать…

— Без волонтеров ни маскировочных сеток, ни окопных свечек, ни химических грелок на фронте не было бы?

— По большому счету, эти потребности должно закрывать государство. Но, думаю, у него есть более приоритетные задачи. Всего оно не может охватить. А маскировочные сетки – это расходники на фронте: они теряются, портятся, горят. Единственная сетка, которая может поехать в другое место – та, которой маскируют машину. Ее можно сдернуть и бросить в автомобиль. Остальные остаются на местах, их никто не забирает. Поэтому потребности в маскировке всегда актуальны. И без волонтеров действительно не обойтись.

Да, мы все устали: ребята на передке, их добровольные помощники в тылу. Но пока мы все будем вместе, нас не победить. Украинцы в моменты угроз умеют отлично объединяться.

Я вот тоже воевать уже не могу, но могу помогать тем, кто воюет, другим способом. Для меня это очень важно. Каждый что-то должен делать для фронта.

Илья мог бы не воевать. Он работал на маслозаводе в Решетиловке и имел бронь: бывшего учетчика и завскладом в сельхозпредприятии в Харьковской области поставили разливать плавленые сырки.

— Я с апреля 2022 года, когда мы только эвакуировались, ходил в ТЦК, но мне отказали. Военнообязанные в возрасте 45+ тогда были не востребованы, — рассказывает. — Целый год ждал, когда обо мне вспомнят. Но, вижу, нет дела. А я просто не могу сидеть и на что-то надеяться. Пошел в ТЦК, говорю: "Надо уже что-то со мной делать!"

После этого мотивированного требования в июле 2023-го Илья Малев попал в 465-й пехотный батальон новой 143-й отдельной механизированной бригады на должность главного сержанта, поскольку имел 8-летний опыт службы в армии в звании прапорщика. Впоследствии после расформирования батальона перешел в 466-й бат.

— После учебы в центре подготовки нас отправили на Донецкое направление в район Северска, — рассказывает мой собеседник. — В моем подчинении было 30 человек. Практически все постарше: 50 плюс и даже 60 минус. Один уже ушел на пенсию, другой скоро уйдет. Кстати, с последним мы теперь соседствуем. Зато дезертиров с объектов среди этой категории военнослужащих нет. Знаете почему? Большинство из них с кучей болезней, которых ВВК в упор не замечает. С такой кучей, что какой-то процент их отсеивается уже на первых этапах. Даже инструкторы шутили: "Эти точно не побегут в СОЧ, потому что с боекомплектом и в обмундировании не смогут бежать".

И эти бойцы преклонного возраста сдерживали наступление регулярных российских войск и зеков.

Конечно, Илья помнит в подробностях тот штурм противника 30 мая прошлого года, в котором получил ранение.

— Первый натиск мы отбили и даже двух кацапов взяли в плен, — продолжает рассказ. — После этого нам нужно было немного отойти назад, в "зеленку", но поступила команда держать позиции. И пи*ары (так в армии называют оккупантов. — Ред.) нас просто забросали дронами-камикадзе. Полегло тогда там наших мальчиков немало. И ранения получили многие. Мне прилетело в руку, оторвало кусок мяса. Сначала я даже надеялся, что он приживется, потому что ребята успели примотать его назад. От позиций до безопасного места я три часа плелся, а там всего пять километров. К сожалению, к хирургам в Славянский госпиталь попал аж через десять. Нечем было вывезти раненых. Развился турникетный синдром. С рукой я попрощался, когда сидел в погребе в ожидании эвакуации. Боялся взглянуть на руку, если честно, но просил хирургов сделать что-нибудь, чтобы она ожила… А они взяли и ампутировали ее по самый плечевой сустав.

Вернулся немного не весь, но это не повод ныть

Илья не любит это "если бы". Потому что все складывается, как складывается, и назад ничего не отмотать. Он ни о чем не жалеет, ни на что не жалуется. Главное, говорит, все, что он успел сделать на фронте, было не напрасно. Но если бы… Если бы в его подразделении был эвакуационный автомобиль, то, наверное, все было бы по-другому.

— Я лично, когда служил, собирал средства на автомобиль для подразделения. Но собранных за два с половиной месяца 88 тысяч гривен хватило только на мини РЭБ для нее, потому что сбор стал, — прикуривает очередную сигарету Илья. — А пикап я "пробил" через киевских волонтеров, у которых есть партнеры в Великобритании. Кстати, та машина давно сгорела. Вместо нее те же англичане подогнали нам другую. Но как раз в тот момент, когда мы с побратимами ждали эвакуации, руководство возило на ней куда-то документы.

Ладно, нам тогда на замену привезли людей. Мы вшестером набились во внедорожник, и водитель погнал. Я, наверное, никогда в жизни не видел, чтобы кто-то по бездорожью, где ямы не по колено, а по пояс, так ехал. Очень благодарен тому парню. Еще и пленных, двух молодых зеков, в прицепе вывезли.

После Славянска была реанимация в Днепре, оттуда отправили на лечение в Винницу. Там раненому сформировали культю за счет мышц, взятых со спины,

— А ничего не изменилось! – Илья затягивается сигаретным дымом. – Каким я был, таким и остался. Разве вернулся немного не весь. Это же не повод скулить и погрузиться в себя. Я человек по натуре положительный, что такое депрессия, не знаю. Когда ко мне приходили психологи, я им говорил: "Рассказывайте. Мы можем обсудить ваши проблемы".

Плетение сеток и помощь побратимам с "ништяками" Илья называет лучшей психотерапией для себя и адаптацией к гражданской жизни.

Впрочем, мужчина уже после ранения направил через волонтеров еще два пикапа своим побратимам на передовую. Их пригнали его знакомые английские благотворители. Автомобили, конечно, были "нафаршированы" энергетическими батончиками, витаминами и всякими нужными вещами.

— Мне есть куда расти, – улыбается Илья. — Двум волонтерам, которые гоняют пикапы из Британии на восток Украины, уже почти по 90! Женщине — 89, а мужчине 87. Выглядят, правда, на 60. В составе благотворительной миссии они специально заезжали к нам с женой в Решетиловку, чтобы встретиться лично. Мне это было очень приятно.

В том, что случилось, Илья видит позитив: все-таки правая рука лучше, чем левая. Хотя с фантомными болями придется жить всю жизнь, но это нужно просто принять как неизбежность. И не сдаваться, не раскисать. Он буквально вчера играл в настольный теннис. Был турнир между ортопедами и пациентами. Победила дружба. А сколько эмоций!

— Конечно, когда получу более функциональный протез, буду искать работу, — уверяет Илья. – Пусть у меня нет руки, но есть энергия и желание быть полезным обществу.

Есть, знаю, такие протезы, что можно и дулю ими скрутить, но стоят они 200—300 тысяч евро. Я таких денег никогда не соберу. Думаю, с мионикой, а впоследствии с бионикой, работающими от датчиков, все же будет проще, чем с механикой. У мионики, например, три программы. Напрягаешь одну мышцу — пальцы сжимаются, другую напрягаешь — разжимаются. А с бионикой можно даже одним пальцем что-нибудь сделать или покрутить ладонью.

Вообще, говорит Илья, все у него хорошо. Есть семья — жена и сын, которые его поддерживают. А молодым холостякам или разведенным морально труднее переносить ампутации.

— Это один из самых любимых наших пациентов, — обнимает моего собеседника физиотерапевт Павлина Легута. — Очень мотивированный. Знает, зачем родился и для чего живет. Такие люди не часто встречаются. И все пацаны здесь классные. Все как на подбор! Они дофига увидели и перенесли. Поэтому очень ценят жизнь. Но так же, как и мой муж, который тоже воевал, они живут с ощущением, что не все сделали, что бросили там своих…

Я замечаю, как Илья, не рассчитав силы, скомкал очередную сигарету…

Фото автора и "Суспільне Полтава"