Жил в кредит, работал на госслужбе, уволился из-за вируса Petya и стал хакером: история основателя Hacken Дмитрия Будорина

В 2017 году вирус Petya уничтожил данные миллионов пользователей по всему миру. Он рассылался через электронную почту и очень быстро добрался и до государственных данных. Одним из пострадавших украинских предприятий было ГП «Антонов». Вирус атаковал большую часть компьютеров, но их успели выключить до того, как Petya уничтожил ценные данные.

Руководство «Антонова» обратилось к Дмитрию Будорину, который тогда руководил киберцентром в «Укроборонпроме». Его сотрудники бесплатно нашли способ, который помог бы сохранить данные стратегически важного государственного предприятия. Но им никто не воспользовался – в СБУ «Антонову» «порекомендовали» не использовать разработанный киберцентром алгоритм, а закупить дорогое и бесполезное в данном случае оборудование. Данные были потеряны, оборудование осталось пылиться на складе, а Дмитрий Будорин окончательно разочаровался в работе чиновника и решил уволиться с госслужбы.

Сейчас он СЕО IT-компании Hacken, которая занимается кибербезопасностью. В ее «составе» – одно из крупнейших сообществ этичных хакеров, специалисты по проверке безопасности и даже рейтинг криповалютных бирж. Редакция MC.today пообщалась с Дмитрием и расспросила о его бизнесе, хакерах и планах на будущее.

---

Содержание:

• Как 21-летний студент получил работу в компании из «большой четверки» и сразу влез в кредит
• Зачем я ушел из международного бренда в госкомпанию
• Как вирус Petya заставил меня уйти из госкомпании
• Сколько стоит ICO и как мы собрали на нем $4 млн
• Как конфликт с акционерами перерос в уголовное дело и почему в компании осталось четыре основателя
• Чем занимается Hacken
• Зачем Hacken рейтинг криптобирж, если они на нем не зарабатывают
• Как выглядит типичный хакер и почему ему выгоднее работать «легально»
• Бывают ли клиенты без дырок в уязвимости и с кем работает Hacken
• Про простые правила безопасности и почему Hacken станет Google в своей сфере

 

Как 21-летний студент получил работу в компании из «большой четверки» и сразу влез в кредит

Я родился в Киеве в 1986 году, в простой для тех времен семье: мама и бабушка были бухгалтерами, папа – строитель. Помню, что с детства любил задачи со звездочкой в учебниках, постоянно выигрывал олимпиады по математике.

С украинским языком и литературой ситуация была куда хуже, поэтому поступить на бюджет без взятки получилось только в Академию внешней торговли на факультет международной экономики. Сейчас это учебное заведения переименовали в УГУФМТ (Украинский государственный университет финансов и международной торговли), на тот момент это был не такой уж плохой вуз – в нем учились Кучма, Симоненко.

Учеба не слишком меня интересовала, хотелось работать – поэтому я стал искать работу и разослал резюме во всю «большую четверку» (четыре крупнейших в мире сети компаний, предоставляющих аудиторские и консалтинговые услуги: Deloitte, PricewaterhouseCoopers, Ernst & Young и KPMG. – Прим. ред.). Меня пригласили на тесты – по математике, логике, английскому. С первыми двумя я справился идеально, с последним – хуже. Но им все равно подошло.

Так я в 21 год получил оффер от Deloitte на должность аудитора с зарплатой в $1 тыс. В 2007 году это была фантастика – до этого у меня никогда не было столько денег и я не умел с ними обращаться. Поэтому я сразу же залез в кредит – взял машину Honda Civiс с платежом $550 в месяц, а остатка мне с головой хватало на жизнь.

Этот кредит быстро вылез мне боком – доллар обвалился, у нас ввели четырехдневную рабочую неделю, зарплата уменьшилась до $700. Я все отдавал банку, и это было не очень, приходилось постоянно экономить.

Работать в Deloitte мне нравилось – я получил повышение, переехал сначала на Кипр, потом в Россию, в Пермь. А потом со мной связались одноклассники, которые уже несколько лет занимали руководящие должности в «Укроборонпроме» и предложили работу. Так закончились мои восемь лет в Deloitte, в 2015 году я ушел – хотелось попробовать себя в другой сфере.

Зачем я ушел из международного в госкомпанию

Осенью я прилетел из Перми и сразу пошел на собеседование к первому заму РНБО Олегу Гладковскому – тогда он там работал. Из-за того что я долго жил в России, у меня был акцент – один в один как в сериале «Реальные пацаны», он тогда в РФ крутился в каждом телевизоре. После собеседования мне донесли, что он был против назначения.

Несмотря на это, на работу меня все-таки взяли – по личному решению Романа Романова, тогда главы «Укроборонпрома». Из-за работы в РФ и этого конфликта мне не дали «секретку» (статус, который дает сотруднику доступ к определенной информации. – Прим. ред.), но я даже радовался – это во-многом уберегло меня от коррупции, я работал с новыми проектами с нуля.

Я занимался внутренней трансформацией – контрактно-договорными учетами, новыми рынками, развивал отношения с турками и египтянами. Кроме этого, мы занимались созданием киберцентра, много работали над безопасностью в этой сфере. Работа мне нравилась – в большой корпорации ты винтик, а в той госструктуре у меня была возможность что-то создать, изменить к лучшему и видеть результат. Например, мы вместе с Антоном Авринским (Liki24.com. – Прим. ред.) внедряли первый электронный документооборот и контрактно-договорной учет в «Укрмаш» (производитель оборудования. – Прим. ред).

Это был прорыв, мы в 2016 году избавились от бумажных документов еще до того, как это стало модным. Эту же систему мы перенесли на десятки других оборонных компаний Украины.

Главной проблемой было поменять мышление 50-летних людей, которые не хотели менять привычный мир. Мы действовали «пряником»: ты начал использовать электронные документы – и получил премию. А в госструктурах люди это дело очень ценят.

Лично мне изначально там практически ничего не платили – я просто проедал свои запасы, от этого было больно и неприятно. Потом нам удалось поднять штатные выплаты, появились бонусы и зарплата стала сопоставимой с Deloitte – $2–3 тыс.

Как вирус Petya заставил меня уйти из госкомпании

Конечно, всеобщая коррупция в конце-концов стала задевать и меня. Один из самых ярких случаев случился в 2017 году, когда активно распространялся вирус Petya. У «Антонова» (государственное предприятие, которое занимается грузовыми авиаперевозками. – Прим. ред.) из-за него возникла большая проблема – вирус зашифровал большую часть их компьютеров. Они обратились за помощью к нам.

У нас были специалисты по кибербезопасности, мы создали целый отдел для этого – они прописали методологию, как остановить шифрование, если компьютер был вовремя выключен, и сохранить данные. Все это мы предлагали сделать бесплатно.

Но нас не пустили к работе, и мы ничего не сделали. Причем не пустила СБУ. Уже потом мы узнали, что под эту историю закупили дорогостоящее оборудование, которое по классике жанра просто положили на склад, а нужные люди получили откаты.

В результате все данные были утеряны, а «Антонов» потерял кучу денег. Если бы мы работали, то мы бы и данные сохранили, и покупку дорогого и ненужного оборудования по завышенной цене не допустили.

Это был один, но самый яркий пример коррупции. Тогда я понял, что я не могу быть тут эффективен настолько, насколько могу в целом.

К тому моменту я уже неплохо разбирался в кибербезопасности – еще в Deloitte я делал IT-аудиты, потом глубже погрузился в эту тему в «Укроборонпроме». Эта сфера была мне интересна, параллельно зарождалась индустрия криптовалюты. Я видел себя в этих сферах, решил, что могу реализовать свои амбиции именно там. После этой мысли я стал погружаться в тему крипты и кибербезопасности – не спал ночами, лежал на кровати с ноутбуком и читал.

На четвертый день я без сомнений уволился с должности после двух лет работы. Вместе со мной ушла вся моя команда – пять или шесть человек.

Сколько стоит ICO и как собрать на нем $4 млн

Незадолго до увольнения моя подруга Маша Орлова сказала: «Дима, чего ты ерундой занимаешься? Смотри, мир ICO, крипта, у тебя такой склад ума, что у тебя получится. Пойди пообщайся с моим мужем, он как раз в теме». Я пошел, мы проговорили два или три часа. У меня тогда взорвался мозг во время этого разговора.

После увольнения мы вместе с командой решили делать свой бизнес на кибербезопасности: платформу, которая собирала бы хакеров по всему миру по принципу маркетплейса. Мы за месяц написали white paper (мини-книгу о проблемах, которые в будущем будет решать компания. – Прим. ред.). У нас толком не было продукта, но мы решили делать ICO (аналог IPO в сфере криптовалют. – Прим. ред.).

Я нашел подрядчиков, которые занимались организацией, у них была площадка для сбора средств и несколько успешных историй. Стоило это недешево, я все оплатил из своих сбережений.

Тогда для ICO нужно было две составляющих: красивая история, которая могла бы поднять немного хайпа, и деньги, чтобы реализовать историю. Надо было примерно $300–400 тыс, но своих средств у меня осталось всего $11 тыс.

Больше денег не было, и я сделал клич по знакомым: кто дает $10 тыс. – получает 1% в новой компании и новых токенов на $10 тыс. Так в компанию пришло 22 человека, которые стали акционерами.

Историю мы строили на том, что решили провести конференцию хакеров, чисто для маркетинга. Эту конференцию – тоже за долю в компании – помогали проводить харьковские бизнесмены.

Собрать туда участников было нелегкой задачей. Мы писали хакерам со всего мира, даже из Пакистана, но они боялись ехать к каким-то людям без имени. Был страх, что их тут упакуют прямо на въезде, это даже обсуждалось на тематических форумах. Но нам все же удалось организовать мероприятие, кто приехал – тот не пожалел.

После конференции мы собрали 4 млн на ICO. Из них кроме собранных денег было 33 биткоина, которые мы выиграли в конкурсе.

Я уволился 25 июня, а все это произошло в сентябре. Помню, что у меня тогда не было никаких страхов – я много работал по принципу «слабоумие и отвага» и очень верил в эту историю.

Как конфликт с акционерами перерос в уголовное дело и почему в компании осталось четыре основателя

В 2017-м мы получили деньги, а 2018 год стал годом борьбы и ненависти. Акции компании тогда распределялись так: 24% – у меня, 24% – у харьковчан-организаторов конференции, 8% – у топ-менеджмента, остальное у людей, которые дали деньги. И было несколько нечестных участников, которые обещали сделать свой вклад, но не сделали, а акции получили.

Почти сразу после того, как мы получили деньги, начались проблемы. Изначально в успех продукта верила только та часть акционеров, которая вкладывалась финансово. Другая часть, которая участвовала в организации конференции, ничего не давала, это мы им заплатили. Но среди них был один олигарх, который в принципе считал криптовалюту бредом. А тут нам дали деньги, и немалые.

Этот олигарх сразу начал давить, что, мол, у меня мало опыта, я должен отдать все ключи от собранных денег и отдать все в управление нового СЕО.

Я понял, что собранное надо тратить как можно быстрее и делать это максимально грамотно – чтобы никто не мог обвинить меня. Я все пустил на новые проекты, чтобы найти инвестора, который помог бы мне выкупить их долю.

Такой нашелся довольно быстро. Этот партнер был из Азии, он помог мне выкупить долю у харьковчан при оценке в $800 тыс. Не могу разглашать детали сотрудничества с этим партнером, но он вышел из компании в 2019 году и очень доволен.

На этом проблемы не закончились. Уже буквально в середине 2018 года приятели, которые давали деньги, ополчились против меня. Некоторые из них резко потеряли доход, и им было обидно, что они не смогли выйти из бизнеса как харьковчане.

Вначале я пытался договориться миром, но они пошли нечестным путем. Сначала пытались подкупить моего менеджера, который управлял бюджетом: пришли к нему с разговором, который он записал и передал мне.

Я всех их послал, и конфликт перешел в открытую фазу – они смогли договориться о создании фальшивого уголовного дела. Я в нем был свидетелем, а не обвиняемым, но это сильно осложняло жизнь – полиция таскала на допросы мою беременную жену и пожилую маму. С точки зрения бизнеса они не могли серьезно мне помешать – у них было всего около 30%. Но атмосфера ненависти давила, я переживал за семью.