Святейшие недуги

Он сделал громкое заявление о том, что его "все обманули", совершил попытку переворота — вернее, с его точки зрения, попытку восстановить справедливость, вернув себе власть в украинской церкви.

Наконец, не найдя поддержки у епископов, собрал священников и мирян на "поместный собор" и возвестил о восстановлении Украинской православной церкви Киевского патриархата с собой во главе.

Кто-то расценивает эти события как процесс самоочищения украинской церкви.

Кто-то видит в этом смену исторических вех.

А кто-то прикидывает, каковы шансы молодой ПЦУ выдержать все эти удары.

Патриарший бенефис.

Патриарх Филарет не сходит с первых полос и прайм-таймов.

Кажется, он берет реванш за те полгода, когда журналисты, не избалованные новыми лицами, толпились вокруг митрополита Епифания.

И если патриарху так и не удалось отодвинуть бывшего воспитанника (а теперь конкурента) от руководства церковью, то он, по крайней мере, потеснил его в медиапространстве.

Тут он по-прежнему неподражаем.

Он ведет свою кампанию против всех, кто его "обманул", — главным образом греков и митрополита Киевского (поскольку Петр Порошенко уже "неактуален") — совершенно бескомпромиссно и без каких-либо правил.

Митрополиту Епифанию он припомнил "сомнительное происхождение", рассказав в интервью, что глава ПЦУ является незаконнорожденным.

А что до греков, то на своей пресс-конференции патриарх выступил с сенсационным заявлением о том, сколько и какой именно недвижимости Вселенский патриарх собирается забрать у Украины в качестве ставропигий, и какие суммы "штрафных" выплачивает Фанару каждый приход ПЦУ, пока это имущество не передано.

Происхождение митрополита Епифания публику не поразило и даже не заинтересовало.

А наиболее брезгливых сам факт обнародования таких подробностей биографии заставил скривиться.

В результате пресс-служба УПЦ КП была вынуждена публиковать опровержение.

Все это, впрочем, патриарха не только не обескуражило — даже подхлестнуло.

И он помчался дальше, по-прежнему не обнаруживая ни малейшей избирательности ни в словах, ни в средствах, ни в собеседниках.

Самыми интересными для публики стали интервью патриарха российским и пророссийским пропагандистским ресурсам — интернет-изданию "Страна.

ua" и телеканалу "Россия24".

Не столько содержанием — для них патриарх лишь повторил свои основные тезисы на тему "Томос не такой", "меня обманули" и "Киевский патриархат жил, жив и будет жить", — сколько самим фактом публикаций.

Особенно интересно было видеть патриарха во всем его патриаршестве на российском телеканале, причем без всяких унизительных "так называемый" в титрах.

По всей видимости, в Москве здраво рассудили, что ПЦУ сейчас представляет куда большую проблему чем престарелый патриарх, а противник моего противника — мой союзник.

Вот это внезапное союзничество патриарха Филарета и московской пропаганды стало основным сюрпризом и основным месседжем этих публикаций.

Позиция патриарха, благодаря этим многочисленным выступлениям, очерчена предельно ясно: ПЦУ — ничтожный проект.

Ничтожный главным образом потому, что во главе стоят не те люди.

Да, патриарх Филарет продвигал митрополита Епифания на Киевскую кафедру всеми силами.

Но теперь он сравнивает своего воспитанника с Иудой.

Текст Томоса также вызывает у патриарха неприятие.

Почему только теперь? По уверениям патриарха, он прочитал текст только после того, как Томос привезли в Украину и перевели на украинский.

И я не стала бы сомневаться в том, что доступный для всех любопытствующих текст патриарх Филарет и правда не читал.

Потому что, какая разница, что там написано, в этих бумагах? В том мире, в котором привык жить патриарх Филарет, в той игре, в которую он всю жизнь играл, правила устанавливаются не документами.

Правил, по сути-то, и нет.

Есть только "договоренности".

Если кто-то действительно рассчитывал вынуть патриаршую карту из пасьянса, то он мог без сомнений ставить как раз на эту уверенность патриарха в том, что документы ничего не значат, и что правила устанавливаются договорняками.

Так, в конце концов, и случилось: ПЦУ живет "по Томосу", а патриарх Филарет — по своим правилам.

Когда оказалось, что его правила ПЦУ принимать не желает, он вышел и громко хлопнул дверью.

Патриарх "не такой"?.

Хотелось бы сказать, что после этого в ПЦУ повисла неловкая пауза.

Но это было бы не совсем точно.

То есть неловкости действительно много, но держать паузу — искусство не всем доступное.

Недавние члены команды патриарха Филарета, птенцы его гнезда, разразились сожалениями.

Но не о том, что их патрон и учитель сделал неверный выбор, не понял ситуации, не принял новых правил и т.

В эфир начали впрыскиваться сожаления о том, что патриарх "изменился".

Или, попросту говоря, впал в маразм.

И то сказать — человек в возрасте.

Не будучи специалистом в деликатных вопросах психического здоровья, не соглашусь с такими же доморощенными диагностами в одном — в том, что патриарх "изменился".

Нравится вам то, что он делает, или нет, но он остается верен себе.

Патриарх был верен себе от начала до конца — с 1992 года, когда пытался добиться автокефалии для УПЦ и, не добившись, разорвал отношения с Московским патриархатом.

Железной рукой он замкнул на себя украинское автокефальное движение и не просто возглавил — воплотил в собственной персоне украинскую церковь.

И в отношении ПЦУ он оставался все тем же патриархом Филаретом, железной рукой замыкающим на себя украинскую автокефалию.

То, что он не изменился и не собирается меняться, было ясно на протяжении всей "томосной гонки".

Пока все стороны искали компромисс, подсчитывали будущие проблемы и сопоставляли с возможным профитом, патриарх Филарет выдвигал требования и предъявлял претензии.

И на названии "УПЦ" он настаивал еще тогда.

И на "патриархате" — ну, ладно, хотя бы "для внутреннего употребления".

И во главе церкви должен был оставаться он, патриарх Филарет.

Если не де-юре, то уж де-факто точно.

И, наконец, скандал на Объединительном соборе, который патриарх Филарет готов был сорвать, если выйдет "не по его".

И сорвал бы, не сомневайтесь, если бы все хором не принялись уговаривать его оппонента уступить упрямцу.

Кстати, об "обещаниях" и "договоренностях".

Конечно, они были.

Разве в такой ситуации могло обойтись без них? Вот только беда не в том, что они были.

А в том, что только они (как теперь можно судить) и спасли тогда ситуацию с Томосом.

Поэтому давайте не будем о том, что он "заболел и это его изменило".

О его здоровье судить не берусь.

Но — "изменился"? Ай, бросьте...

Зачем же понадобились скользкие версии о "болезни"? Можно предположить, что таким образом вчерашние союзники и воспитанники теперь стараются спасти его репутацию — что взять с нездорового человека? Не ведает, что творит.

Но есть и менее прекраснодушное предположение: воспитанники патриарха спасают не его, а свою репутацию.

Если "он всегда был таким" — гнул свою линию, не считаясь ни с кем и ни с чем, цеплялся за власть (и/или за кассу) любой ценой, любил не автокефалию в себе, а себя в автокефалии, — это обесценивает не только его личный подвиг, но и достижения его команды.

Тех людей, которые все эти годы "самоотверженной борьбы" подыгрывали своему лидеру.

Даже совсем недавно — в ходе "томосной гонки" — никто из епископата УПЦ КП не пикнул о том, что именно от патриарха Филарета, от его упрямства, граничащего с самодурством, исходит главная опасность Томосу и автокефалии.

Что его претензии, его требования и неготовность уступать — главное препятствие.

Нет, они шушукались об этом между собой и прикидывали, что из этого смогут выиграть для себя.

А когда кто-нибудь извне набирался смелости и говорил об угрозе, исходящей от патриарха, его немедленно засвистывали как "врага автокефалии" и "агента Москвы".

Патриарх Филарет до самой последней минуты — минуты, когда Томос был подписан, — устраивал свой епископат, потому что он добывал для них победу.

Для них, но, как выяснилось, не для себя.

Сразу после получения Томоса (еще во время Томос-тура, интронизации митрополита Киевского и первого заседания Священного синода), стало ясно, что пути новой церкви и старого патриарха расходятся.

И что птенцы его гнезда предпочитают новую церковь и гарантии греков старому патриарху.

Но привычка подыгрывать своему лидеру и трепетать перед ним настолько въелась в плоть и в кровь, что они не смогли решить эту проблему сразу.

И превратили ее в агонию.

.

Но версия с "болезнью" и "препаратами" — едва ли не самый плохой выбор, какой только можно было сделать.

Это самооправдание с применением запрещенных приемов.

И попытка снять моральную ответственность не столько со своего бывшего лидера, сколько с самих себя.

Патриарх, по крайней мере, никогда ничего не скрывал и не прикидывался — всегда говорил прямо, ехал вперед танком, и никакие моральные соображения не могли его остановить.

Что, в общем, и делает его в глазах публики не просто харизматичным лидером, а настоящим титаном.

Что же до нынешнего руководства ПЦУ, возникает вопрос: если с патриархом Филаретом все так плохо — деменция, таблеточки и все такое — почему об этом распространяются в соцсетях, а не принимают на Священном Синоде решение о почислении старца на покой или хотя бы о выводе его из состава Синода?.

Уйдя из тени Филарета в самостоятельное плаванье, его воспитанники никак не могут избавиться ни от страха перед могучим патроном, ни от привычки решать все вопросы путем интриг, а не путем прямой и честной игры.

В греческом зале.

Команда митрополита Киевского — по крайней мере, важная ее часть — до сих пор, кажется, не слишком доверяет самой себе.

Это проявляется и в желании списать расставание с бывшим лидером — закономерное и отчасти полезное для всех — на мифическую болезнь.

Это проявляется и в крайней неуверенности в собственных силах.

В Киевской митрополии до сих пор трепещут, когда становится известно, что Филарет готовит новую атаку.

Так было в мае, когда он собирался созвать епископов, чтобы прикинуть возможности для переворота в ПЦУ.

Так было в июне, когда стало известно, что патриарх объезжает киевские монастыри в поисках поддержки.

Так было накануне "поместного собора".

"Молодая команда", даже опираясь на Фанар, опасливо косится в сторону бывшего патриарха.

Нельзя сказать, что эти опасения не имеют совершенно никаких оснований.

Но дело не столько в силе патриарха Филарета, чья звезда клонится к закату, сколько в слабости руководства ПЦУ.

При всех достоинствах, в нынешней команде, возглавляющей ПЦУ, нет ни грамотных стратегов, ни ловких дипломатов, ни просто ярких лидеров.

Все это можно было бы компенсировать, обратившись к более широким церковным кругам — священникам и мирянам.

Но у церковного руководства не хватает для этого то ли смелости, то ли широты мышления — в постсоветском православии не принято допускать "нижние сословия" к церковной политике, — то ли просто ресурсов.

И эта нехватка может оказаться критической: у ПЦУ как молодой структуры нет запаса хода, а ожидания в обществе — и светском, и церковном — ей предъявлены высокие.

Противостояние с патриархом Филаретом может оказаться для ПЦУ шансом показать, что эта структура действительно принципиально новая.

А может, напротив, представить ПЦУ как структуру слабую, неспособную на самостоятельную политику.

Позиция патриарха Филарета в этом противостоянии выглядит сомнительно: в ПЦУ есть такой весомый аргумент, как каноничность.

Но, во-первых, каноничность ПЦУ пока что признается только Константинополем.

Во-вторых, за долгие годы неканонического существования последователи патриарха Филарета привыкли не обращать внимания на этот аргумент.

Сильным ходом может оказаться заявление патриарха о том, что в ПЦУ заправляют греки.

Этот аргумент подействует далеко не на всех — во-первых, греков не видно, во-вторых, "они нам помогают", в-третьих, от греков, и только от них сегодня зависит признание ПЦУ со стороны мирового православия.

Одного этого было бы достаточно, чтобы объяснить и поддержать лояльность Фанару со стороны руководства ПЦУ — нам все еще кое-что от них нужно.

Однако не все могут так спокойно наблюдать за происходящим и ждать.

И патриарх Филарет об этом прекрасно знает.

В данный момент самый сильный его аргумент — не название, не статус патриархата и даже не касса с "золотом партии", на которой он лежит, как Смауг в Одинокой горе.

Его основная сила — зарубежные приходы бывшей УПЦ КП.

Никого, надеюсь, не удивило то, что из всех епископов рядом с патриархом оказался именно митрополит Белгородский и Обоянский Иоасаф? И поддержку ему оказали — хоть и не так решительно — московский и крымский епископы УПЦ КП? Их поспешили назвать "предателями".

Но кто кого "предал" — это еще вопрос.

Зарубежные приходы стали жертвами компромисса между Фанаром и Киевом.

Допускаю, увы, что Киев довольно легко принес эту жертву — у нас и внутри страны связи между людьми довольно слабые, что уж говорить о "тех, кто в море".

В то время как они изо всех сил хранят Украину в себе.

И конфессиональная принадлежность оказывается для диаспоры традиционно важнейшей ниточкой связи с родиной.

Согласно Томосу, зарубежные приходы, ранее входившие в УПЦ КП, переходят под управление Вселенского патриархата.

И хотя не многие это понимают, чувствуют и замечают, — это большая потеря для украинской церкви.

Не количественная, возможно, но качественная — точно.

Но это куда большая потеря для самих зарубежных приходов.

Которые, совершенно естественно, вовсе не горят желанием переходить под Константинополь.

В отношении этой части украинской церкви все было сделано не слишком красиво.

Начиная с того, что кто-то одним ударом разрубил ту связь, которая была для них жизненно важна и заканчивая тем, что их мнения при этом даже не спросили.

Так что патриарх Филарет рассчитал точно: если в Украине успех его демарша сомнителен, то зарубежные приходы и поддержат, и присоединятся.

Уже присоединяются.

И пока мы переживаем (или радуемся — кто как) по поводу "возвращения" одного прихода ПЦУ в УПЦ МП, за рубежом приходы ПЦУ возвращаются в УПЦ КП один за другим.

Они же хотят оставаться частью Киевской церкви.

И останутся.

С Филаретом, так с Филаретом.

В результате зарубежные приходы не получит ни ПЦУ, ни Константинополь.

Их получит Филарет.

Если только руководство ПЦУ и Константинополя, приняв во внимание все обстоятельства, не примет какого-то соломонова решения.

Но на это, увы, рассчитывать трудно: в ПЦУ не чувствуется достаточно твердости, а в Константинополе тенденции прямо противоположные — к унификации зарубежных приходов, к нивелированию их национальной самоидентификации.

Это хорошо видно на примере упразднения Архиепископии русских приходов в Западной Европе.

После Филарета.

Для руководства ПЦУ "жизнь после Томоса" оказалась довольно тревожной.

И дело не только в том, что новая жизнь всегда тревожна.

У ПЦУ все осложняется мучительным выходом из эйфории и врастанием в реальность.

Которая оказалась даже несколько более суровой, чем можно было предполагать.

Лавинообразного перехода приходов из УПЦ МП в ПЦУ не произошло.

Многие скажут, не могло произойти, подобные прогнозы делали только совершенно безудержные оптимисты или совершенно прожженные пропагандисты — и будут хотя бы отчасти правы.

Но от этого удар об реальность не становится менее болезненным.

Впрочем, когда синяки сойдут, окажется, что это, если и не к лучшему, то совсем не так плохо.

Конфессиональный плюрализм в Украине всегда был, скорее, преимуществом, чем недостатком.

Можно жить в мире и любви, принадлежа к разным конфессиям и даже к разным исповеданиям.

Также неприятным открытием стало то, что признание ПЦУ со стороны мирового православия затянулось.

В этом тоже нет большого сюрприза — ярким свидетельством кризиса и неспособности поместных церквей договориться между собой стал еще Всеправославный собор на Крите.

Но все равно хотелось верить в лучшее.

Но самым суровым испытанием для ПЦУ, и особенно ее руководства, стало то, что "жизнь после Томоса" осложнилась "жизнью после Филарета".

Не знаю, ожидали они удара с этой стороны, готовились к нему или полностью положились на греков.

Но как выйти из сложившейся ситуации без больших потерь, материальных и репутационных, они, кажется, пока не знают.

Но выходить надо.

Если с патриархом Филаретом и ассоциируется какое-то "заболевание", то это болезнь не столько самого патриарха, сколько украинской церкви, а может, и целого украинского общества.

Для которых и он сам, и УПЦ КП — прошлое.

Прошлое, из которого мы медленно и с трудом, но выбираемся.

На что, кстати, указывают вселяющие сдержанный оптимизм нюансы в скандальных интервью патриарха Филарета и реакция на них в Украине и России.

Это разная реакция.

Иногда очень разная.

А иногда так и прямо противоположная.

Например, когда патриарх утверждал, что сотрудничество с КГБ — не только "не грех", но отчасти даже выполнение Христовой заповеди "кесарю — кесарево", в Украине на него смотрели, мягко говоря, недоуменно.

А в России встретили это утверждение аплодисментами.

УПЦ КП, возможно, было необходимой ступенькой, ведущей нас к выходу из СССР.

Но ступенькой, на которой не стоит задерживаться.

С нее слишком легко соскользнуть назад.