Как онтологические войны несут иную модель мира в массовое сознание. Часть вторая

Такая любовь к власти является примером анти-демократичности, поскольку тормозит любые изменения.

Правильная модель мира с властью во главе создается школой и медиа, в первую очередь телевидением.

Ни один “когнитивный лазутчик” не может попасть на телеэкран.

Яковенко фиксирует такие особенности функционирования Сталина в современном российском сознании:.

– “феномен Сталина свидетельствует о незавершенности процессов модернизации в нашей стране.

Первые принадлежат культуре Большого общества и приняли ценности динамики.

Для них постоянное самоизменение, освоение новых знаний, моделей поведения, норм и ценностей естественно и привычно.

Они приняли меняющийся мир и стали его органичной частью.

Это и называется модернизация.

Вторая группа в той или иной мере вписана в современный мир, но в своих базовых ценностях, в структурах сознания, в рефлексах и упованиях принадлежит домодернизационному патриархальному миру.

Эти люди взыскуют возвращения устойчивого и неизменного бытия идеализированной реальности их отцов и дедов.

Не понимают, не хотят, да и не способны меняться.

Воспроизводит в новой бытовой и технологической среде традиционную психологию и устойчивые культурные рефлексы” [22];.

– “Мифология Сталина превратилась в фактор мобилизации сил, противостоящих давно назревшим и жизненно необходимым переменам стратегического характера.

Отсюда и ставка государственно-политической элиты на традиционалистский сектор.

Ставка эта реализуется и на информационно-пропагандистском уровне.

Манипулирующие массовым сознанием виртуозы политической рекламы играют на ностальгических смыслах, создают образ прекрасного, уверенного и надежного прошлого.

Сталин – символическая фигура в этом ряду… В научных монографиях зачастили взвешенные оценки в духе «с одной стороны, нельзя не признать, но, с другой стороны, нельзя не отметить».

Учебники пишут об «эффективном менеджере».

На телевидении разгораются жаркие дебаты, в которых голосование аудитории показывает – народ за Сталина” (там же);.

– “давайте вспомним о том, что человек по своей природе конформист.

А наш соотечественник, привыкший колебаться вместе с генеральной линией партии, конформист вдвойне.

Для того чтобы результаты голосований и опросов общественного мнения разительно изменились, достаточно однозначного жеста со стороны высшей власти.

Например, если российский суд в связи с расстрелом польских военнопленных признает Сталина преступником против человечности, сектор убежденных сталинистов мгновенно схлопнется до размеров узкой секты, окопавшейся в крошечных политических движениях и резко оппозиционных изданиях.

Книги, прославляющие великого вождя, сами собой исчезнут с полок магазинов.

Надписи и плакаты растворятся в ночи, и утром, глядя на вас честными глазами, администраторы будут удивляться вашему вопросу: а что, разве здесь висел плакат с фотографией Сталина? А массовый человек искренне будет осуждать тиранию и голосовать за демократические ценности” (там же).

Сталин – это старая мифологема, которая нашла себя в новых условиях.

Главным в головах при этом стал лозунг наведения порядка (“Сталина на вас нет”) и былого величия страны, но за это величие пришлось в те времена заплатить тысячами жизней людей, о чем забывают.

Ярким примером новой “скрепы”, которую породили российские власти после 2014 года является украинофобия.

Она серьезно выросла, и Украина теперь такой же враг, как и США, к примеру, по данным Левада-центра.

Но все это рукотворно.

Митрофанов пишет: “Рост этой версии ксенофобии на 8 пунктов за 10 лет – это исключительная заслуга российского телевизора, который в режиме 24/7 пугает россиян бандеровцами, злобными украинскими нацистами, которые только и делают, что убивают русских, мучают их и запрещают говорить на русском языке.

Не существует в российском социуме ни единого мало-мальски значимого объяснения роста украинофобии, кроме оголтелой ненависти к Украине и ее гражданам в телевизоре” [23].

Массовое сознание достаточно консервативно, поэтому сколько человекочасов было потрачено на изменение отношения к Украине даже трудно себе представить.

Но мир физический менять сложно, зато мир информационный меняется легко как по мановению волшебной палочки.

Можно вспомнить жалобы россиян, что по телевизору в новостях рассказывают только об Украине.

Даже Россия ушла из повестки дня.

А про телевизионные политические ток-шоу и говорить нечего….

Власть непредсказуема.

Она может миловать и наказывать без разбора.

Это ее великая сила.

Яковенко увидел любовь к власти даже сквозь ее репрессии, говоря о симбиозе, который психологически позволял выживать не только населению, но и власти.

Яковенко отмечает:.

– “стокгольмский синдром – актуализация древнейшего социально-психологического инстинкта реакции на критически высокий уровень репрессии.

Российское население в своих отношениях с властью веками страдает Стокгольмским синдромом.

Сакральная власть – субъект ничем не ограниченной репрессии, рождает сложное амбивалентное чувство, в котором страх и любовь взаимопроникают” [24];.

– “Большая репрессия вожделенна и целительна для деспотического правления.

Она конституирует и утверждает традиционно-архаическое целое не как главенствующую, но как единственно подлинную реальность.

Фиксирует культурный космос, переживающий кровавый ритуал массового жертвоприношения, и бесконечно высоко поднимает статус сакральной власти.

Но почему деспотам или претендентам на статус деспота удается запустить процесс Большой репрессии? Ведь это делается руками десятков и сотен тысяч людей, которые позже станут жертвами процесса самоуничтожения!” (там же);.

– “Большая репрессия предстает как специфический механизм включения огромных традиционно-архаических масс в реальность модернизирующегося общества.

Здесь мы сталкиваемся с парадоксальной диалектикой.

Массовый террор «срезает» верхушку общества, отбрасывает его от достижений лидирующих групп и слоев, усредняет его, примитивизируя общую картину бытия.

Но одновременно он позволяет включить миллионы людей в чуждый для них, пугающий мир индустриальной цивилизации.

И, тем самым, запускает бесконечный процесс модернизационного развития десятков миллионов вчерашних крестьян” (там же).

Телевидение стало главной управляющей рукой власти.

Оно заменило плеть репрессий на пряник экрана.

Но мы всегда видим внешнюю сторону телетеатра, не зная, что происходит за кулисами.

Философ из Беларуси В.

Мацкевич раскрыл нам некоторые подробности телевизионных политических ток-шоу: “С одной стороны, это тщательно подобранный состав гостей в студии – там есть подставные люди и основные гости, которые озвучивают нужную повестку.

Последние всячески выделяются ведущим, подчеркиваются положительными ремарками, характеристиками, одобряются простейшими риторическими приемами «Да-да», «Согласен» и так далее.

На другом полюсе находятся парии, которым не дают сказать слово, которых могут оскорблять, описывать их в каких-то страшно негативных категориях, не объявляя, зачем их пригласили в студию, если они такие плохие.

Время от времени им позволяется что-то сказать, при этом прерывают сразу же, обрывая на полуфразе, те самые подставные участники, которые, может быть, не предназначены для озвучивания некой специальной позиции, и им не создается позитивный имидж, соглашаться с ними не обязательно, но они выполняют роль церберов по отношению к другим спикерам.

Я посмотрел эту программу целиком уже потом, поскольку во время моего включения не видел, что происходило в студии, только слышал диалоги.

Справа от Артёма Шейнина сидел некий немец Феликс Шультесс, которого ведущий несколько раз совершенно оскорбительно характеризовал («Кто-нибудь может звук этой кричалки прикрутить?», «Рот закройте») Рядом с ним на диванчике сидел профессор Александр Сытин – уволившийся из МГИМО достаточно корректный русский интеллектуал.

Слева сидел некий человек из Украины (Евгений Копатько), который нес полную ерунду про Украину, ее развал и прочее, и к нему обращались якобы за украинским опытом.

Камеры специально всегда показывают ведущего, поэтому некоторые гости сидят затылками, я их не опознал и вряд ли знаю” [25].

И еще об одном конкретном инструментарии: “задается вопрос, который требует развернутого ответа.

В него вставляется оценка, квалификация – ты отвечай на мой вопрос, но я, ведущий, уже все сказал про то, что мы можем услышать.

Соответственно, я не успеваю сказать первую фразу, меня упрекают в том, что я не отвечаю на вопрос, и снова звучит авторитетная оценка телевидения, канала, ведущего.

Эти слова семантически экспрессивно нагружены, в результате идет перепалка обрывками фраз, разобрать смысл, уловить мысль, выловить идею невозможно.

У слушателя создается не только шум в голове, но западают определённые маркеры – фашизм, каратели и так далее” (там же).

Задачи телевизионщиков Беларуси элементарно просты: громить Тихановскую [26], говорить о малой численности протестов и их западных кукловодах [27], хвалить Лукашенко ([28], иные предсказуемые подробности см.

[29 – 33]).

Все это элементы когнитивной мозаики, из которой при любом раскладе будет получаться правильная модель мира.

Массовое сознание обладает определенной самостоятельностью, как бы им ни управляли.

Последним примером являются события в Беларуси, где массовое сознание продемонстрировало свое “непослушание”.

Оно перешло на другую “онтологию мира”, в которой исчез президентский статус А.

Россия, получив возможность влиять на информационное пространство Беларуси, пытается вернуть старую онтологию, со старыми позициями как Лукашенко, так и самой России.

Но на “Нашей Ниве” был хороший анекдот, после которого уже ничего не надо говорить: Белорусский народ подозревается в попытке захвата власти в стране.

Россия, кстати, тоже учится на событиях в Беларуси.

Военный аналитик А.

Гольц так объясняет появление “политруков” в Росгвардии: “на сегодняшний день численность Росгвардии превосходит численность российских сухопутных войск.

Поэтому ей вполне разумно иметь собственное подразделение военно-политической пропаганды.

Ради этого и была создана Росгвардия, единственная и главная задача которой – подавление потенциального внутреннего протеста.

Ее бойцы естественным образом должны проходить усиленную политическую обработку, дабы уверенной рукой разгонять любых протестующих и, не дай бог, стрелять в них” [34].

Дезинформация идет в основном по соцмедиа.

Сегодня при пандемии это приобретает особую опасность.

88% таких сообщений пришли из соцмедиа, лишь 9% прозвучали на телевидении [35].

30% американцев верят, что Covid-19 создан в лаборатории.

Привязка ковида к 5G привела к реальным действиям в физическом пространстве – угрозам инженерам и поджогам вышек.

Конспирология, а она тоже относится к онтологии мира, становится действующей силой в критический период.

Опираясь на конспирологические чувства, Россия распространила фейк об испытания украинской вакцины от ковида, в которых погибли четыре солдата, ссылаясь на Луганск.

Распространение получило очень подробный анализ по датам и по местам его появления [36 – 37].

При этом на самом деле никаких испытаний не было, но фейк получил распространение, поскольку вакцина в нем называлась американской, а испытывалась на украинских военных, то есть присутствует несколько уровней негативной информации.

Начальник британского генштаба Н.

Картер, приведя пример с этим фейком, говорит, что Россия и Китай ведут новый тип войны: “для начала мы должны понять, угрозы нашей национальной безопасности, нашим ценностям и нашему благополучию существенно эволюционировали и расширились.

Наши авторитарные соперники рассматривают стратегический контекст как постоянную борьбу, использующую военные и невоенные инструменты, не ограничивая себя различием войны и мира.

Эти режимы считают, что они уже находятся в интенсивной форме конфликта, который в основном является политическим, а не кинетическим.

Их стратегия “политической войны” направлена на подрыв единства, эрозию экономической, политической и социальной стойкости и достижению стратегического преимущества в ключевых регионах мира.

Их целью является выигрыш без участия в войне: достижение своих целей путем разрушения нашей воли, используя атаки ниже порога, который вызовет военный ответ.

Их атаки на наш способ жизни от авторитарных соперников и экстремистских идеологий принципиально нелегко отражать без подрыва тех свобод, которые мы хотим защитить.

Мы не защищены из-за нашей открытости” [38].

Госдепартамент тоже вспоминает этот фейк из Луганска, описывая очень подробно российскую экосистему дезинформации и фейков [39].

Очень системно анализируются российские “операции нарративной пропаганды” в стэнфордском исследовании [40].

То есть сегодня четко вычленены пути прохождения фейков и дезинформации.

При этом сама Россия хочет выстроить защиту от чужого влияния на самом глубинном уровне.

Например, А.

Дугин пишет так: “У России, действительно, есть определенная доля суверенитета, отвоеванного Путиным после 90-х или основанного заново.

Но этот суверенитет имеет технический, ресурсный и материальный характер.

На уровне истины – эпистемологии, идеи, нормативных структур мышления – зияет огромная дыра.

Совершенно очевидно, что у современной России нет интеллектуального суверенитета, нет внятного суверенного Логоса.

А раз так, что всякий раз, когда надо принимать фундаментальное (а не практические или техническое) решение, за основаниями обращаются к чему-то внешнему – к той инстанции, которая претендует на обладание истиной в глобальном масштабе.

Отсюда часто возникающее ощущение, что в России с 90-х сохранились нетронутыми институты внешнего управления и что по-прежнему отчасти страна управляется иными инстанциями, нежели собственно явленные структуры власти.

Наша власть обладает монополией на то, чего она не знает.

И когда речь доходит до истины, она обращается по этому вопросу к тем, кто настаивают, что эту истину знают – к либералам и глобалистам.

И хотя это случается не слишком часто (в силу того, что истиной у нас особенно никто не интересуется), но в определенных – критических случаях – происходит именно это” [41].

Яблоков рассматривает Дугина как конспиролога: “В 2014-2015 гг., во время кризиса на востоке Украины, в США и Европе его представляли чуть ли не «мозгом Путина».

Авторы этих публикаций видели связь между антизападными взглядами Дугина и путинским переходом к авторитаризму, а также захватом Крыма.

Апогеем этого международного признания стало звание «Глобальный мыслитель-2014», присвоенное Дугину журналом Foreign Affairs за разработку плана отделения Крыма и Донбасса от Украины.

При этом Дугин, пожалуй, единственный, среди российских конспирологов, кого американские и европейские коллеги приглашают на встречи и интервью.

Один из таких коллег — скандальный американский теоретик конспирологии Алекс Джонс, прославившийся горячей поддержкой Трампа и поисками антиамериканского заговора в высших эшелонах американской власти.

Сложно сказать, в какой мере идеи Дугина повлияли на идеологическое прикрытие российской политики, но его антизападные взгляды и активная работа по формированию отечественной культуры заговора, без сомнения, сделали многое, чтобы конспирологические теории стали популярны в консервативных кругах” [42].

Его рассматривает как агента КГБ подполковник В.

Попов, сообщая такие данные: “Дугину могли разрешить выезд во Францию, только если в этом были заинтересованы спецслужбы СССР.

При этом контакты, установленные им во Франции, в обычной ситуации должны были иметь для него самые неприятные последствия.

Но поскольку и этого не произошло, приходится предполагать, что и в этих контактах были заинтересованы прежде всего советские спецслужбы, особенно если учесть должность отца Дугина: отец Дугина – Гелий Александрович Дугин (1935–1998) – был генерал-лейтенантом Главного разведывательного управления Генштаба Вооруженных сил СССР.

По многократным заявлениям Дугина в 1990–1992 годах он работал в архивах КГБ СССР.

В действительности могло иметь место ознакомление Дугина с отдельными выписками, которые, возможно, делали для него офицеры-оперативники, осуществлявшие с ним агентурную работу.

На базе архивных документов КГБ Дугин подготовил затем ряд газетных и журнальных статей, книг и телепередачу “Тайны века”, транслировавшуюся на “Первом канале”.

Уточним, что только при высоком уровне лояльности к КГБ постороннему лицу можно было получить доступ к секретному архиву, а затем и к телевидению для программы, основанной на этом архиве” [43].

И еще: “Дугин стал знаменит после выхода монографии “Основы геополитики: Геополитическое будущее России”, с предисловием завкафедрой стратегии Академии генштаба генерал-лейтенанта Николая Клокотова.

“Свой первый учебник по геополитике, который назывался ”Основы геополитики”, я писал в закрытом режиме, работая в Академии генштаба.

Он был составлен из документов, передававшихся руководству страны и различным политическим деятелям”, – вспоминал Дугин.

Но такие документы могли быть лишь в распоряжении ГРУ, СВР, МИД и других официальных органов.

Разве что материалы передавались Дугину его кураторами из спецслужб.

Подобные документы всегда имели гриф ”Секретно” или ”Совершенно секретно”, и лишь реже гриф ”Для служебного пользования”.

Круг потребителей подобной информации был жестко очерчен, а ее распространение вовне влекло за собой уголовное наказание, поскольку квалифицировалось как разглашение государственной тайны.

Очевидно, спецслужбами Дугину была отведена роль популяризатора идей, вынашиваемых в среде спецслужбистов-патриотов” (там же).

Есть такое же подробное расследование фигуры Д.

Рогозина в привязке его к КГБ [44 – 49].

И видимо, вхождение его в близкий круг объясняет его “непотопляемость” на фоне бесконечного числа “огрехов” космической программы.

Модель мира в массовом сознании избавляется как от изменений, так и от неопределенности, хотя исследователи неопределенности видят в ней и позитивные возможности для развития.

И все равно считают так: “Когда управление неопределенностью идет наперекосяк, мы слишком легко можем потерять контроль над собой, миром и другими людьми” [50].

Борьба за первенство одной модели мира над другой – основа религиозных и идеологических войн.

Идеологические и религиозные соперники не терпят “конкурентов” на своей территории, они их уничтожают.

В прошлом с помощью жесткого инструментария физического пространства, сегодня в ходу мягкий информационного и виртуального пространств.

Например, консерваторы стали давать финансовые вливания на развитие американских университетов с четким указанием, на что именно они могут пойти, обнаружив, что выпускники готовы менять мир в угоду их демократически ориентированным профессорам, а не тем, кто дал деньги на развитие.

Целью становится изменение мозгов студентов в нужную сторону.

“Мы наш, мы новый мир построим…”, – пели в советское время.

Построение нового мира всегда идет с помощью онтологической войны, поскольку надо уничтожить мир старый в головах, а не только физически.

А вот столь любимые некоторыми охранителями “скрепы” – это как раз онтологические “подпорки”, поскольку при их изменении фальшивая стена, закрывающая реальность, рухнет….

Попов В.

Записки бывшего подполковника КГБ: Михалковы, Кончаловские, Юлиан Семенов.

Boemcken von M.

Unknowing the unknowable.

From ‘critical war studies’ to a critique of war // Critical Military Studies DOI: 10.1080/23337486.2016.1178493.

Barkawi T.

Powers of War: Fighting, Knowledge, and Critique // International Political Sociology.

– 2011.

– V.

5, N.

Харламова О.

Вольвачев А.

Стефанович М.

Харламова О.

“Общие интересы — быть вместе”.

Яковенко И.

Бараш А.

Липовецкий М.

Богданов К.

Волохова У.

Смолярова Н.

Ключкин К.

Липовецкий М.

Сказковласть: “Тараканище” Сталина http://www.

Майофис М.

Липовецкий М.

Яковенко И.

Яковенко И.

Российская ксенофобия: вершки и корешки http://yakovenkoigor.

Яковенко И.

Русская репрессивная культура и модернизацияhttp://liberal.

Мацкевич В.

Российское телевидение фактически разрушает сознание.

Харламова О.

«Случайный человек в политике».

Вольвачев А.

«Протесты малочисленны», «западные кукловоды», «враг у ворот».

«Беларусь в её нынешнем виде создал именно Лукашенко».

Стефанович М.

«Ведьмы вернулись».

Три уровня атаки.

Враги на подходе.

«Не стал тянуть с принятием присяги».

Питкевич П.

«Можно сказать о дефиците легитимности».

Чижова Л.

Wong J.

Thomas E.

Sabbagh D.

Resta R.

Potemkin Pages & Personas: Assessing GRU Online Operations, 2014-2019.

Дугин А.

Яблоков И.

Лауринавичюс М.

Россия при Путине.

Лауринавичюс М.

Россия при Путине.

Клан Дмитрия Рогозина – архитекторы и исполнители агрессии в отношении Украины.

Лауринавичюс М.

Россия при Путине.

Клан Дмитрия Рогозина – архитекторы и исполнители агрессии в отношении Украины.

Лауринавичюс М.

Россия при Путине.

Клан Дмитрия Рогозина – архитекторы и исполнители агрессии в отношении Украины.

Лауринавичюс М.

Россия при Путине.

Клан Дмитрия Рогозина – архитекторы и исполнители агрессии в отношении Украины.

Лауринавичюс М.

Россия при Путине.

Клан Дмитрия Рогозина – архитекторы и исполнители агрессии в отношении Украины.

Miller M.