Громкие рыдания либеральной части общества из-за избрания Трампа еще не слились окончательно с традиционным политическим мелосом «всёпропальства». Когда это произойдет, страх и ненависть как естественные источники агрессии развернутся с внешнеполитического вектора на внутренний.
Западный мир перед нами, конечно, в долгу. Но он как-то не очень в курсе. Постоянно напоминать об этом — как читать нотации крокодилу или убеждать землетрясение.
А вот внутренние конфликты значительно интереснее. Эта наша самодеятельность — считай, часть культурного наследия.
Поэтому можно воспользоваться паузой между двумя когнитивными искажениями, внешним и внутренним локусами контроля. Между двумя ненавистями — к миру и к себе. И поговорить о любви.
Не о том, что вы подумали. О любви народа к вождю. Способна ли на единство и эффективное сопротивление нация, не влюбленная в своего лидера?
Заглянем в колыбель демократии (и это снова не то, о чем вы подумали).
Геродот в первой книге своей «Истории» описывает афинского тирана Писистрата, трижды демократическим путем приходившего к власти в 560–527 годах до н.э. Геродот подчеркивает, что Писистрата уважали за мудрость и умеренность, потому что он сохранил законы Солона.
Все его электоральные кампании были очень современными. Сначала он имитировал покушение на себя, получил от народа охрану и захватил Акрополь. В другой раз он нанял красивую женщину по имени Фия, одел ее как богиню Афину и возил на колеснице по избирательным участкам, а его представители кричали: «Афина за нас!». В третий раз из-за конфликта с тестем (жена пожаловалась отцу на отсутствие секса) он должен был возвращать власть военным путем, но напал во время обеденного перерыва (неслыханная военная хитрость) и склонил войско противника к СОЧ.
Словом, народ его любил и уважал, и к нему сходились, по словам Геродота, «люди, которым тирания была милее свободы».
Обязательно ли для того, чтобы быть сплоченной и стойкой, нации нужно быть влюбленной в своего лидера?
Если нация образовалась, то это уже констатация факта ее сплоченности. Другое дело, что в процессе нациеобразования большая часть субстрата остается в предыдущих исторических состояниях этноса и народа.
Здесь за дело берутся политики. Они конституционно записывают этнос и народ в состав нации, и все это приветствуют. Потому что такой подход гарантирует автоматическое расширение прав для тех, кто ни сном, ни духом не собирался за эти права воевать.
Получатели политической халявы платят лидерам за такие беспроцентные льготы народной любовью, поскольку заплатить им больше нечем. Потому что в политическом смысле они не создают национальный продукт и являются участниками этого рынка только во время выборов, когда продают лидерам свою любовь. Здесь уместно было бы вспомнить психолога Вильгельма Райха и то, что он считал движущей силой социальных процессов. Но вы лучше погуглите, потому что меня забанят.
Нация как исторически самый зрелый и самый ответственный компонент демократии в этот дооргазмический момент выборов начинает ощущать, что ее где-то обманули. И во время электорального экстаза, то есть взаимной любви лидера и масс, стыдливо спрашивает о деньгах, но уже слишком поздно.
Любовь к вождю, королю, царю, фюреру — это очень старая цивилизационная опция, которая базировалась на тренде, описанном еще Дж. Фрезером. Вождь является живым богом, позднее (например в Древнем Египте) — эффективным переговорщиком с богами. Когда в Египте были неурожаи, у фараонов автоматически возникали политические проблемы.
Западные монархии больше требовали покорности подданных, чем любви. Восточные деспотии, включая Московию, вообще не рассматривали субъектность как достойную внимания правителя величину. Ситуация изменилась, когда английские бароны выставили условия Лондону, и этот кровавый консенсус, «Магна Карта», лег в основу современного понимания демократии. Политическое насилие заменила политическая сексуальность.
Сексуальность — такая культурно обусловленная вещь, больше всего работающая при ограничениях, которые хочется нарушить. Эпоха Гипермодерна в евроатлантической части мира (а это всего 7% населения планеты) большинство ограничений сняла, фертильность упала, эволюционное вымирание этой ветви эволюции стало приятным и прикольным. Эту нишу очень быстро займут более инвазивные подвиды человечества.
Нация полностью способна справиться, если состоит из субъектов. А лидер просто имеет полномочия записать буквами потребности нации и дать ей право на насилие ради защиты этих потребностей. Начиная с Гражданской войны в США и до нашего «боневтіклого» 2022 года — чему есть куча исторических свидетельств.
Давайте еще так посмотрим. Может ли вообще нация быть влюбленной в кого-либо, даже если это не лидер, а кто-то, кто стоит сбоку? Да запросто. Влюбленность не предусматривает анализ функциональности. Это когда процесс переходит в сожительство и эйфория проходит, выясняется, что каждый планировал себе нечто совсем иное. Но уже слишком поздно.
Можно ли быть целостными и эффективными в состоянии «ни в кого не влюбленности»?
Да запросто. Авиценна относил любовь к болезням — это такая разновидность горячки с бредом, повышением давления, бессмысленным бормотанием и сужением туннеля реальности до размеров одного субъекта. Любовь — это эволюционный капкан для гомо сапиенса, культурная проекция инстинкта продолжения рода.
Если это такая уж серьезно обусловленная поведенческая детерминанта, как тут быть с потребностью группы в лидере и одновременно с эффективностью?
А вы выберите приоритет — личная эффективность или групповая. На этих двух стульчиках одной попой не усядешься, хотя очень хочется. Если приоритет — групповая эффективность (о чем нам часто говорит социология), то нужно осознавать, какими личными приоритетами вы жертвуете во имя общего блага.
У нации с этим выбором проблем нет, потому что она образовалась вследствие него. А вот у народа и этноса — есть. У них есть справка, что они — тоже нация, «Конституция» называется.
Вождь и лидер — это немного разное. Вождь — это продукт национального мифа, и он вполне может быть придурком, просто так карта легла.
А лидерство не определяется количеством поклонников, умением перекричать всех, высоким IQ или харизмой. Лидерство в вечно непостоянном мире — это умение определять проблемы, для которых еще не нашли технического решения, и создавать среду для общего поиска таких решений. Это готовность на пути к решению проблемы ошибаться, слушать и слышать, признаваться, что что-то может не удастся, и иногда разочаровывать людей.
У нации есть свой обман. Когда группы почему-то чувствуют себя непобедимыми, когда появляется иллюзия абсолютного единства, когда недооценивается враг, когда включаешь самоцензуру для критики, ставящей под вопрос решение группы. Все это в совокупности очень опасная штука.
Продуктивная любовь нации к лидеру — это любовь к ближнему, которая базируется на позитивном опыте. Он вспахал тебе нивку, ты подоила ему корову, на черта нам еще какие-то чужие начальники в этом местном самоуправлении?
Политическая бюрократия паразитирует на присвоении нивок и коров и выдаче разрешений на пользование ими в обмен на любовь в электоральном измерении. Политический лидер говорит, что имеет божественную силу мгновенно одолеть бюрократию (которая его же и породила) и вернуть свой электорат в Эдем, где яблоки социальных сетей можно жрать всем бесплатно. А то, что в этих яблоках познания уже змеиный яд политики, так это гомеопатические дозы, не повредят.
Возможно, вы слышали, что Людовик XIV получил прозвище Король-Солнце. Марксистская историография приписывала это его неистовому самодурству, что не факт в сравнении с другими монархами.
На самом деле он получил прозвище Король-Солнце из-за участия в театральных спектаклях, где часто изображал Солнце или Аполлона, символизируя величие и свет. Да-да, этот король любил танцевать в балете именно в таком образе.
Это прозвище также подчеркивало его абсолютную власть, ведь он считал себя центром французского государства, что отображает его кредо «Государство — это я». Кульминацией этого образа стала карусель (жанр театрального спектакля) в 1662 году, где Людовик появился в образе римского императора со щитом в форме Солнца, символизируя защиту Франции.
Это на случай, если вы сильно переживаете, что наш президент пришел не из института философии, а из индустрии развлечений. Где народная любовь — главное.
Кстати, Версаль, Лувр, Площадь Побед, Вандомская колонна, мощное содействие искусствам, уменьшение власти аристократии (тогдашней олигархии) — это все заслуги Людовика XIV, который был у власти 72 года подряд, а умер от простой гангрены, вызванной врачебной ошибкой. Какого свидетельства любви вам еще надо?
Давайте напоследок о национальной стойкости. У нации, которая себя осознает, с этим вообще нет проблем. Особенно в процессе становления, как у нас. Горизонтальные связи, ризома — вот это вот все идеально работает, когда политическая верхушка либо полностью сбегает, как Янукович с бандой, либо так умолкает, что ее не видно и не слышно, как в начале вторжения.
Ну вот, несмотря на весь драматизм ситуации, вы, те, кто был участником этих самоорганизационных процессов, ощутили же свободу действий, горизонт возможностей, волю к борьбе?
Да, были люди, которые взяли на себя ответственность и дали нам оружие. Старые атовцы помнят похожую историю о том, как, кто и с какими сложностями выдавал оружие «добробатам».
Тот, кто берет на себя ответственность на момент этого действия, становится локальным лидером. Как он воспользуется этой возможностью, зависит от целеположения и ряда других обстоятельств. Возможно, они законсервируют эти возможности, хотя у любой консервы есть срок годности.
Уважать таких людей, бесспорно, нужно, любить — не факт.
Адорация, обожествление — это разновидность психоза, в нем нет рационального компонента, предусматривающего видение своего будущего. И это тоже вполне нормальное человеческое поведение.
Можно любить борщ, пиццу или суши, это конкретно.
А политический лидер лишь предложит вдохнуть запах блюда, которого вам никогда не попробовать, потому что не вы его готовили.
Будьте хозяевами на собственной кухне, не привлекайте мышей, муравьев и тараканов к демократическому обсуждению вашего питания.