Иосиф и дети

Фигура плотника Иосифа — мужа Марии, земного отца Христа — остается, как правило, на полях истории Рождества. Упоминается он в колядках — «Йосип старенький». В шопках его фигура отодвинута вглубь, во мрак пещеры. В Рождественских мистериях (включая наши вертепы) Иосиф часто — молчаливая роль. Он просто слушает ангела и делает, как тот велит. Оставляет жить рядом с собой беременную Богоматерь, потому что Ангел сказал, что на ней нет греха. Потом греет пеленки и ищет сухое сено в незнакомой конюшне. Находит общий язык как с пастухами, так и со странствующими магами-царями. Потом складывает на осла пожитки, чтобы отправиться неизвестно куда — снова по велению ангела. Делает то, что нужно сделать. А потом отходит в вечный сумрак, и так, что об этом в ни одной книге не остается ни слова. Инструментальная роль — муж, который просто делал то, что должен был делать.

Ангелы всегда сбивают нас с толку — обязательно в ключевой момент кому-то являются и рассказывают, что нужно делать. Их ни с кем не спутаешь, когда они на иконах или на картинках в книгах. Тогда ясно, что они передают волю Бога. Информационные агенты, связывающие непосредственно с небесной канцелярией. Божественный интерфейс для принятия правильных решений.

И этот мир всегда зависел от людей, которые принимают решения. Плохие или хорошие, удачные или преступные. Какие-то люди переписывали жителей Империи. Какие-то — отдавали приказ убивать грудных детей ради сохранения власти. Или выполняли настоящие приказы — ради сохранения собственного благосостояния и жизни. А некоторые слушали ангелов — и выполняли волю Бога, не заботясь о том, каковы их желания. Хочется ли им под старость убегать из собственного дома, или как будет выглядеть в глазах соседей сгорбленный плотник с беременной девочкой. Первые сохранились в сухих учебниках истории. Вторые стали символом ада, который иногда приходит в этот мир, не пряча рога и копыта. Третьи же стали частью тайны, через которую все мы получили шанс на спасение. Хотя не совершали ни одного подвига, просто делали все, что надо было сделать. Как это положено ответственным и зрелым людям. Взрослым.

Нынешний мир не слишком толерирует взрослых. Взрослые — это те, кто подавляет авторитетом, имеет большие права, апеллируя при этом к тому, что и ответственность у них выше, и обязанностей больше. Мой сын-подросток иногда мне так и говорит: «А почему это ты за меня решаешь, идти в школу или нет? Это моя жизнь. Здесь я принимаю решение». И я замираю с открытым ртом. Я же нормальная современная либеральная мама, я верю в то, что мой ребенок не научится нести ответственность за свою жизнь и принимать правильные решения, если я постоянно буду нависать над ним, буду диктовать, как ему жить, подчинять его своей воле и на все вопросы отвечать: «Потому что я взрослая».

Впрочем, нет никакой гарантии, что он научится принимать мудрые решения, даже если я умою руки и позволю ему делать все, что он захочет.

То, что в мире не остается авторитетов, способных принимать решения «за всех», — хорошая новость. Нет личного авторитета — нет авторитаризма. Нет диктатуры. Нет самодурства «белых мужчин». Мы ждали, что на смену эпохе авторитетов — личных или институционных — придет разноголосая эпоха авторитета мнений. И она пришла — технологии позволяют нам буквально «услышать каждого».

Но оказывается, что мы не хотим слышать разноголосицу, в которой придется самостоятельно разбираться, выискивать зерна правды и на их основе принимать решения. Это утомляет. И тревожно. В этой разноголосице мы ищем и находим готовые решения (с каждым новым рывком технологий делать это становится все легче). Ангел приходит, говорит, что тебе делать, и ты его слушаешь. Если тебе подходит то, что он говорит. В этом случае ты принимаешь его слова за волю Бога. В любом ином случае несложно объявить ангела «фейковым» и найти другого.

«Авторитет мнений» казался хорошей идеей для мира, где все наконец стали грамотными — научились читать. Но оказалось, что знать буквы еще не означает уметь читать. Тех, кто умеет читать, всегда было скромное меньшинство в популяции. И общая грамотность не смогла изменить это соотношение. Так же, как «достичь возраста согласия» — не означает приобрести умение создавать крепкие отношения. А умение выбирать между «МакДональдсом» и «БургерКингом» (или между «Рицем» и «Хилтоном», кому как повезет) не означает умения делать выбор.

Быть взрослым, то есть брать на себя ответственность за собственную жизнь, за жизни других людей, а то и за мир, больше «не круто». Мир оказался в руках вечных кидалтов, которые отличаются друг от друга только способностью создавать новые игрушки — технологические или политические — и продавать их. Ангелы ходят толпами и, как ярмарочные крикуны, предлагают готовые решения, работающие из коробки. Но если присмотреться, оказывается, что это не ангелы, а аниматоры из «Диснейленда».

Собственно, ангелы к нам больше не приходят. Как они не пришли, например, и к солдатам Ирода, чтобы удержать их от выполнения преступного приказа. Мы не знаем ничего о каждом из солдат, — с какими демонами или ангелами они разговаривали, кто из них вырывал грудных детей из материнских рук, а кто стоял в стороне, не желая участвовать в грязном деле, а кто пытался вмешаться и пал от руки своих побратимов, а кто был казнен позже по решению военно-полевого суда за невыполнение приказа... Каждый из них сделал свой выбор, который Священная история просто скрыла от наших глаз, превратив и жертв, и злодеев в статистику. Так же, как она скрыла от нас и фигуру Иосифа, когда ангелы перестали к нему приходить.

Никто не знает, как выглядят ангелы, — ни когда они приходят к Иосифу, ни когда танцуют на кончике иглы. Ангелы, возможно, совсем не «приходят» в нашем повседневном понимании — в сиянии белоснежных одежд, с книгой готовых рецептов. Мы сами вызываем их, когда делаем выбор — непростой и, может быть, неправильный. Выбор между своим интересом и самоотречением. Между «правильным» преступлением и «неуместной» добротой. Участники Священной истории принимают свои решения сами. Возможно, именно это делает их историю священной, а их самих — или святыми, или злодеями (и третьего не дано). Так же, как и мы, когда принимаем свои решения, оказываемся участниками той же священной истории. Замечаем это или нет. Хотим мы этого или не хотим.