Администрация нового президента Южной Кореи Ли Чжэ Мёна в этом месяце готовит дипломатический вояж специальных посланцев в десять ключевых стран для представления внешнеполитической программы правительства и налаживания дальнейшего сотрудничества. Среди них — США, ЕС, Япония, Китай, Индия, Австралия и другие государства Европы и Индо-Тихоокеанского региона. Украины в этом списке нет. Что касается России, то офис президента рассматривал такую возможность, но было решено воздержаться от поездки.
Политика мира через диалог
Приход к власти некогда оппозиционного лидера Ли Чжэ Мёна значительно меняет фокус внешней политики Сеула, который и при предыдущей администрации был очень взвешенным в поддержке Киева. Сам Ли Чжэ Мён неизменно выступал против предоставления Украине летального оружия, сравнивая это с участием в самой войне, и неоднократно обвинял своего предшественника в создании риска столкновения Севера и Юга на территории Украины.
В то время как Северная Корея официально признала свое участие в российско-украинской войне и наращивает поставки оружия и живой силы в поддержку России, Южная Корея так и не стала настоящим союзником для Украины. Сейчас эта перспектива становится еще призрачнее.
Новый президент Южной Кореи Ли Чжэ Мён, заявивший о намерении восстановить межкорейский диалог и способствовать миру на полуострове, делает ряд шагов для деэскалации напряжения с Пхеньяном: прекращены пограничные трансляции громкоговорителей, усилено противодействие запуску агитационных материалов активистами, репатриированы северокорейские рыбаки, а также озвучены призывы к восстановлению дипломатических контактов. Министерство объединения разрешило южнокорейским общественным организациям возобновить контакты с Северной Кореей, а правительство заявило о намерении восстановить военное соглашение от 19 сентября 2018 года, приостановленное в 2024-м из-за обострения отношений.
В этом контексте показательным стало назначение главой Национальной разведывательной службы Ли Чон Сока — не кадрового разведчика, а академика, специалиста по Северной Корее, в свое время игравшего ключевую закулисную роль в налаживании коммуникаций между двумя Кореями при администрации Ким Тэ Чжуна. Это назначение указывает на стратегическую и дипломатическую перекалибровку в политике нынешнего правительства, ведь главная задача этого органа в первую очередь заключается в сборе информации о КНДР, а также в противодействии ее подрывной деятельности против Южной Кореи. Теперь перед разведывательной службой стоит сложная задача — объединить эти две противоположные функции: сдерживание в сфере безопасности и содействие диалогу.
Подход Ли Чжэ Мёна целиком ложится в парадигму политики его прогрессивных предшественников, пытавшихся найти точки взаимопонимания с Северной Кореей, отчасти предлагая взамен финансовую и гуманитарную помощь. Впрочем, нынешний геополитический контекст существенно отличается от периода активного межкорейского диалога 2018–2019 годов: геополитическая ситуация обострилась, а Пхеньян получил стратегические преимущества благодаря военно-техническому сотрудничеству с РФ и участию в войне против Украины, что обеспечило ему не только финансовые ресурсы и экономическую поддержку в обход санкций, но и доступ к российским военным технологиям и боевой опыт. Северная Корея, изменив Конституцию, окончательно отказалась от идеи объединения с Югом и определила Республику Корея как «вражеское государство», вместе с тем снизив порог применения ядерного оружия и отвергая саму идею денуклеаризации как предмет переговоров.
Президент Ли пропагандирует достижение «мира через диалог», но у Южной Кореи нет стимулов, которые могли бы изменить стратегические расчеты Пхеньяна. Сейчас даже сигналы от Дональда Трампа о возможности восстановить переговоры остаются без внимания северокорейского лидера. Очевидно, осознавая эту реальность, президент РК позитивно оценивает даже ограниченные проявления деэскалации, а именно приостановление работы громкоговорителей со стороны Севера в ответ на шаги Сеула. Вместе с тем он подчеркивает важность сдерживания, что включает не только усиление оборонных возможностей РК, но и практическую дипломатию, которая основывается на крепком корейско-американском союзе, тесном сотрудничестве между Южной Кореей, США и Японией, а также скорейшем улучшении отношений с КНР и РФ.
Между прагматизмом и принципами
Ли Чжэ Мён пытается вернуться к диверсифицированной внешней политике. Ее преимуществами на протяжении длительного времени пользовалась Южная Корея — поддерживая тесные экономические отношения с КНР и РФ, которые рассматривались как важные игроки в сдерживании ядерной программы КНДР, и вместе с тем получая защиту США в сфере безопасности. Следовательно, новый президент хочет и в дальнейшем соблюдать тонкий геополитический баланс «креветки между большими китами». Впрочем, в нынешней геополитической ситуации такая позиция рискует оставить Сеул в неопределенном положении: время осторожного лавирования проходит, и Южная Корея все больше будет сталкиваться с потребностью четко очертить свою роль в региональном и международном порядке.
Во-первых, изменение подходов Дональда Трампа к союзническим отношениям актуализирует вопрос вклада Южной Кореи в общую безопасность — не только из-за ожидания в отношении увеличения оборонного бюджета до 5% ВВП (сейчас это 2,3%) или пересмотра затрат на содержание американских войск. Администрация Трампа открыто сосредоточивается на сдерживании Китая, а это значит, что Сеул должен будет продемонстрировать свою стратегическую важность в Индо-Тихоокеанском регионе (в частности, в контексте потенциального конфликта с Тайванем), вместе с тем рискуя осложнением отношений с Пекином, которые президент Ли хочет нормализовать.
Во-вторых, эскалация соперничества между США и Китаем, сопровождающаяся торговой войной и технологическим отделением, создает дополнительное давление на Южную Корею, которой рано или поздно придется выбирать чью-то сторону. Экономическое взаимодействие с Китаем может смягчить последствия тарифной политики Дональда Трампа (особенно учитывая тяжелый переговорный трек между США и РК по поводу тарифов), но повышает риск попадания под перекрестный огонь: в то время как США давят на страны, с которыми заключают торговые соглашения, чтобы они вытеснили Китай из своих цепочек поставок, последний предостерегает от заключения торговых соглашений с США, которые могут нанести вред интересам Пекина.
В-третьих, сигналы со стороны администрации Дональда Трампа о возможном завершении войны в Украине и отмене санкций, а также восстановлении бизнес-отношений с Россией заметно стимулировали активность южнокорейских компаний в поиске путей возвращения на российский рынок. Впрочем, такой курс демонстрирует недооценку Сеулом долгосрочных последствий — даже после окончания войны РФ будет оставаться объектом международной ответственности за совершенные преступления и возмещение убытков, что надолго сделает невозможным ее реинтеграцию в международное сообщество.
Кроме того, втягивание Северной Кореи в войну против Украины в обмен на нарушение санкций со стороны РФ (одного из ключевых инструментов сдерживания ядерной программы КНДР) и усиление военно-технического сотрудничества существенно меняют баланс сил на Корейском полуострове не в пользу Южной Кореи. Это ставит под сомнение дальнейшую роль Москвы как потенциального посредника, особенно учитывая военный союз с КНДР и «военный долг», на возврат которого в случае возникновения нового конфликта на полуострове рассчитывают в Пхеньяне.
Но, даже несмотря на деструктивные действия России, новый президент Южной Кореи не изменил свою позицию в отношении поддержки Украины и не проявляет интереса в налаживании диалога с Киевом. Это подтверждается, в частности, ограниченными контактами с президентом Владимиром Зеленским во время саммита «Большой семерки»: лидеры лишь обменялись рукопожатием и не провели даже короткой встречи. Кроме того, правительство Южной Кореи заявило об отсутствии планов по новым пакетам помощи, подчеркнув, что страна сейчас лишь выполняет уже взятые на себя обязательства в рамках ранее согласованной поддержки.
В то же время в Южной Корее идут дискуссии о внешнеполитическом курсе страны. В частности, эксперты Института Асан призывают воспользоваться изменениями в политике безопасности европейских членов НАТО для активизации военно-технического сотрудничества с Альянсом — в формате ІР4, что создает дополнительные возможности для развития отечественного ВПК на фоне роста оборонных затрат до 5% ВВП. Такой подход отчасти перекликается с заявлениями президента Ли Чжэ Мёна, который отмечает приоритетность сотрудничества с демократическими партнерами в контексте сдерживания союза РФ—КНДР. Его участие в саммите G7 в Канаде стало символом возвращения страны к активной международной политике после политического кризиса, связанного с военным положением и импичментом предыдущего президента Юн Сок Ёля.
Но решение Ли Чжэ Мёна не принимать участие в саммите НАТО в Гааге свидетельствует об ограниченном видении роли Южной Кореи вне границ Альянса с США и региональных приоритетов. Хотя официально это объяснили внутренними проблемами и конфликтом на Ближнем Востоке, решающим фактором стало отсутствие гарантий двусторонней встречи с Дональдом Трампом для обсуждения тарифов и вопросов безопасности. После неудачи на саммите G7 в Канаде, где запланированная встреча не состоялась из-за срочного отъезда американского президента, Ли Чжэ Мён, очевидно, решил не повторять дипломатический риск и делегировал участие в саммите начальнику Управления национальной безопасности Ви Сон Наку — в отличие от своего предшественника, использовавшего такие события для расширения сотрудничества с НАТО.
Впрочем, в нынешней напряженной геополитической ситуации, без четкой поддержки демократического лагеря и участия в сотрудничестве в сфере безопасности, предусматривающего общую защиту международной стабильности как в Европе (в частности более активной поддержки Украины), так и в Азии, Сеул рискует остаться в стороне от ключевых геополитических трансформаций. Южная Корея должна преодолеть свои ограничения и продемонстрировать более активную позицию и приверженность защите международного порядка, основывающегося на правилах, вместе со странами «Большой семерки» и НАТО, поскольку двусмысленность в нынешних условиях может поставить под угрозу отношения с демократическими партнерами.