Предлагая встречу с Дональдом Трампом, российский лидер Владимир Путин включил в возможный пакет разговор о контроле ядерных вооружений. Последний действующий договор в этой сфере между США и РФ — СНО-3 — истекает в начале следующего года и юридически не может быть продлен. Однако разговоры о вариантах ограничений, сокращений и контроля могут быть полезными, в частности потому, что этого последовательно требуют неядерные страны, которых в мире подавляющее большинство, и потому, что за успехи в ядерном разоружении время от времени присуждают нобелевские премии мира. Предложив Аляску, передовую военную крепость США как место встречи, Трамп дал понять, что готов разговаривать на ракетно-ядерные темы, но, лучше, с Китаем, чем с РФ. Через несколько недель Путин может лично передать это Си Цзиньпину в Пекине.
Договор, который умирает
Договор о сокращении ядерных вооружений СНО-3 заключали на десять лет, он мог быть продлен лишь один раз — еще на пять. Когда срок договора заканчивался в 2020 году при предыдущей каденции Дональда Трампа, он не хотел его продлевать, предлагая новый формат при участии Китая. Продлил СНО-3 на пять лет Джо Байден — он заявил о намерении это сделать в первый день после инаугурации, и уже через две недели решение реализовали обе стороны — США и РФ. Теперь, когда СНО-3 окончательно уходит в историю, вряд ли Трамп будет прилагать сверхусилия, чтобы наложить ограничения на США без понятных геополитических бонусов.
СНО-3, подписанный в 2010 году, спас РФ от потери паритета с США. Он установил достижимый для РФ лимит в 700 развернутых носителей (межконтинентальных и баллистических ракет подводных лодок, а также тяжелых бомбардировщиков), на которых может быть не больше 1550 развернутых ядерных боезарядов. США еще до подписания ограничили количество носителей, выведя, например, бомбардировщики B-1 из состава ядерных сил, и уменьшили количество развернутых на них боеголовок, например, по четыре на морской баллистической ракете Trident-2 вместо восьми. Снятые с носителей боеголовки образовали потенциал возврата в случае кризиса (hedge в терминологии США).
Россия же по договору СНО-3 едва удержала в исправном состоянии разрешенное количество носителей с максимальным технически достижимым количеством развернутых боеголовок. Считается, что общего количества ядерных боеголовок и боеприпасов в РФ больше, чем в США, но в этом большем количестве в России нет потенциала возврата. Все, что в РФ на складах, а не на ракетах и не около бомбардировщиков, идет под разборку для ремонта или утилизацию.
Добавленную стоимость, которую США получили из СНО-3, составляла система инспекций и сообщений об изменении статуса стратегических ядерных сил, которых в лучшие времена было десятки инспекций и сотни сообщений в год. Эта система делала сферу стратегических вооружений предсказуемой для сторон. РФ постоянно шантажировала Соединенные Штаты этим компонентом. В конце концов, Москва в 2023 году заявила о прекращении инспекций, в 2024-м — о прекращении обмена данными. Однако Россия всегда сообщала, что при этом будет придерживаться лимитов. И этому можно верить, ведь РФ просто не в состоянии из-за хронического дефицита качественных носителей ядерного оружия выйти за эти лимиты.
Военная авантюра против Украины еще больше обострила для РФ проблему дефицита носителей ядерного оружия. До операции украинских сил «Паутина» у России было, по разным оценкам, 55–60 стратегических бомбардировщиков Ту-95, которые ограничиваются СНО-3. Украинские дроны уничтожили как минимум семь машин, еще несколько были повреждены. В процентах это означает потерю до 15% от общего парка Ту-95. Если учесть, что реально боеспособными были около 40 Ту-95, процент потерь может быть еще больше — до 25%.
Сложная для РФ также ситуация с межконтинентальными баллистическими ракетами. Воткинский завод, который выпускает наземные мобильные и шахтные межконтинентальные ракеты «Ярс», обслуживает их предыдущую версию «Тополь-М», производит морские межконтинентальные ракеты «Булава», которые находятся на вооружении, хотя осуществили больше аварийных, чем успешных пусков, из-за войны отвлекает значительную часть производственных мощностей на оперативно-тактические баллистические ракеты «Искандер-М».
В конце концов, этот завод отвлекает ресурсы и на полумифический неядерный «Орешник». Несколько «Искандеров» или один «Орешник» — это минус «Ярс», «Тополь-М» или «Булава». Всего на постоянном дежурстве в РФ «Ярсов» и «Тополей» вряд ли значительно больше 200. Нагрузка войны против Украины вполне могла уменьшить их производство и обслуживание на десяток-два. Это необязательно означает уменьшение ракет на дежурстве, однако обязательно означает уменьшение их боезапаса, а соответственно и надежности целого компонента ядерных сил РФ.
США не держатся за СНО-3, ведь он уже не служит поддержанию баланса с РФ, которая и так не может выйти за лимиты, и не дает удовлетворительной прозрачности ядерных сил, ведь россияне делают все, чтобы скрыть свою деградацию как ядерной супердержавы, прежде всего от США.
Однако ценность в режимах контроля ядерных вооружений для США есть. Договорные ограничения с достойным противником уменьшают стоимость содержания и модернизации ядерных сил. Соединенные Штаты должны израсходовать более 1,2 трлн долл. на текущий цикл модернизации своих стратегических сил, который может продолжаться до 2040 года. Параллельно Штаты закладывают около 250–300 млрд долл. на создание нового космического эшелона раннего предупреждения и перехвата — «Золотого купола». Договорные ограничения, наложенные на противника, позволяют удержать в запланированных рамках эти огромные затраты. Но нет смысла ценой самоограничений накладывать ограничения на РФ. Ведь она и так не может выйти за лимиты СНО-3 и наверняка у нее проблемы с содержанием уровня развертывания стратегических ядерных сил.
Не очень США нуждаются и в ограничении ядерных сил отдельно с Китаем. Пекин активно наращивает количество развернутых боезарядов из нынешних нескольких сотен до пока что актуального для Штатов и России уровня примерно в 1,5 тыс. боезарядов. Но достигнет этого уровня КНР в лучшем случае в 2035 году, и на случай непредвиденного ускорения у США есть значительный потенциал возврата. Он позволяет Соединенным Штатам быстро увеличить количество развернутых боеприпасов вдвое, хотя это несет технические риски и финансовые потери. У Китая ничего подобного нет.
Однако в случае образования китайской «ядерной коалиции», охватывающей также РФ и КНДР и осуществляющей согласованную ядерную политику, поддерживать глобальный ядерный баланс стало бы для США вызовом, прежде всего финансовым. Программы обновления ядерных сил и так задерживаются и выходят за бюджетные лимиты. В случае же пересмотра планов в расчете на сдерживание одновременно Китая и РФ дополнительные затраты могут внести ненужный негатив во внутриполитическую ситуацию в США.
Китайский фактор
Китай последовательно отказывается от каких-либо попыток привлечь его к формализованным переговорам о контроле над стратегическими ядерными вооружениями. Такой была позиция Пекина еще при первой каденции Дональда Трампа, когда Вашингтон предлагал после СНО-3 создать новый многосторонний формат при участии США, Китая и РФ. Пекин тогда отверг такую идею, заявив, что его арсенал слишком мал, чтобы быть предметом симметричных ограничений.
Но ситуация быстро меняется. В 2020 году китайский арсенал оценивали примерно в 200–220 ядерных боезарядов. До 2023 года он вырос более чем до 500 боезарядов, а до 2030-го может достичь 1000 единиц. Китай активно разворачивает новые мобильные межконтинентальные баллистические ракеты (МБР) DF-41 и строит шахтные позиции в пустыне Синьцзян. Вместе с тем Пекин вкладывает значительные ресурсы в развитие систем средней дальности, способных наносить региональные удары от Тайваня до баз США в Японии и на Гуаме.
Любое преждевременное для Китая участие в договорах об ограничении ядерных вооружений повредило бы его возможностям догнать США до 2035 года. Но Китай заинтересован в том, чтобы США оставались в рамках лимитов СНО-3 даже после окончания срока его действия.
Поэтому вполне возможно, что Пекин стоит за частью российских инициатив в сфере ракетно-ядреного контроля. РФ еще в рамках ультиматумов, выдвинутых США и НАТО в декабре 2021 года в отношении Украины и системы европейской безопасности, старалась включить в них ограничение на ударные ракеты и противоракетную оборону США на Дальнем Востоке. Неизвестно, было ли это инициативой самого Китая или же попыткой Москвы угодить Китаю, однако эти требования были в интересах Пекина. Те же мотивы видны и в регулярных российских обвинениях Вашингтона в планах развертывания ракет средней дальности на Тихом океане, в частности на Филиппинах.
В последних предложениях Путина начать новый диалог РФ с США о стратегических ядерных вооружениях снова мог быть китайский интерес. Реализация планов по обновлению ядерных сил США уже имеет признаки перегрева, в частности из-за перспективы противостоять китайской «ядерной коалиции». Поэтому вполне возможен интерес администрации Дональда Трампа к переговорам о контроле ядерных вооружений с целью удешевить сохранность глобального паритета.
Но переговоры с кем? Путин предложил говорить с ним. И это выглядит как попытка стратегического обмана. Соединенным Штатам предложено снова ограничить их ядерные силы в обмен на ограничение российских, которые и так деградируют. При этом Китай продолжил бы стремительно наращивать собственные ядерные силы вплоть до американского уровня.
Приглашение Путина на разговор именно на военную базу на Аляске могло быть, среди прочего, сигналом того, что США увидели китайские интересы за российскими инициативами и ответили на них.
Аляска — это форпост защиты Северной Америки от ракетно-ядерной угрозы из Китая, КНДР и ядерных сил РФ на востоке. Проходя по красной дорожке на военной базе на Аляске, Путин мог это осознавать: на Аляске больше оружия, чем людей, и это делает эту территорию уникальной в глобальной ядерной архитектуре. Здесь развернуты шахты с перехватчиками GBI системы противоракетной обороны США, командные пункты предупреждения о ракетном нападении NORAD. Здесь будут развернуты и компоненты новой эшелонированной системы противоракетной обороны США «Золотой купол». Только программу модернизации системы противоракетной обороны GMD оценивают более чем в 40 млрд долл. на ближайшее десятилетие.
Путин на красной дорожке на Аляске 15 августа, прежде чем через две недели пройти по красной дорожке уже в Пекине на праздновании годовщины окончания Второй мировой войны на Дальнем Востоке, выполнил среди прочего роль китайского «мессенджера». Ему дали, по крайней мере, символический ответ на предложение нового американско-российского договора о ядерных вооружениях.
Сигнал безопасности с Аляски может быть таким: на тему ядерных вооружений Дональд Трамп готов говорить с Си Цзиньпином, возможно, при участии Путина, но не с Путиным как посланцем Си Цзиньпина. Американо-китайские ядерные переговоры были бы полезными с разных точек зрения, в частности чтобы избежать чрезмерных затрат на ядерные вооружения. Однако если Китай вместо переговоров будет стараться построить «ядерную коалицию» для гонок с США, эту китайскую коалицию будет ожидать аляскинское фиаско.
***
Попытки США оторвать РФ от Китая в прямом смысле могут означать именно ракетно-ядреный аспект. Китай и РФ либо согласовывают ядерные доктрины и политику, либо не согласовывают. Остальные аспекты отрыва слишком аморфны в условиях глобальной торговли и инвестиций, чтобы ставить их как практическую цель. Путин, конечно, может сказать Дональду Трампу все что угодно, в частности, что он уже оторвал РФ от Китая. Но если это не касается вооружений, эти слова могут ничего не означать и это невозможно проверить.
Поэтому, наверное, не стоит искать в действиях США по «отрыву» РФ от Китая сознательной американской враждебности к Украине. Поразительные по масштабу переговоры вокруг временно оккупированных украинских территорий могут быть лишь частью еще более масштабных договоренностей по глобальному балансу сил, в которых Россия все еще сохраняет заметную ядерную роль. Но на Аляске Дональд Трамп продемонстрировал Путину, что эта роль стремительно сокращается.