На три буквы. Почему украинские политики матерятся сами и убеждают общество, что это норма

Недавно произошли два примечательных события. Спикер украинской делегации в Трехсторонней контактной группе Алексей Арестович в фейсбуке обругал матом человека в ответ на просьбу, выступая от имени государства, использовать государственный язык. Арестович просьбу отклонил. Так и сказал в ответ: пошел на ***. 

Хотя обсценный комментарий Арестович, потом, все-таки удалил, извиняться или оправдываться не стал. Отдуваться за него пришлось Давиду Арахамии, который признался, что тоже привержен "народному" языку и "сетевому этикету". 

В тот же день министр культуры Крыма ( "министр культуры" тут надо бы закавычить по целому ряду обстоятельств) во время совещания имела неосторожность материться прямо в общий микрофон, думая, что ее никто не слышит. 

Обнаружив свою оплошность, женщина начала извиняться так неистово, что, казалось, ее хватит удар. Сергей Аксенов, председательствовавший на том совещании, потом заявил журналистам, что и он, оказывается, "иногда употребляет нецензурную лексику", но матерящийся министр культуры – это все-таки слишком. 

Тут до кучи можно вспомнить нетленную фразу "сука ты православная", брошенную экс-президентом Петром Порошенко в лицо Вадиму Новинскому в разгар крымского кризиса. Или свободное владение "народным языком", обнаружившееся у Леонида Кучмы на пленках Мельниченко.

И этой неповоротливости общественной традиции есть, по крайней мере, два объяснения из области психологии.

Первое объяснение заключается в том, что матерные слова весьма тесно связаны с эмоциональными структурами мозга. Слова и эмоции как правило проходят по разным ведомствам мозговой активности, задействованы в разных, иногда конфликтующих психических процессах. Поэтому многим людям так трудно бывает понимать собственные чувства, или наоборот, нормально рассуждать, когда их захватывают эмоции. 

Так вот, матерная речь – это не совсем речь в строгом смысле слова. Это способ самого непосредственного выражения эмоций. Науке известны люди с афазией (расстройством речи), которым не давалось внятное выражение мыслей, зато материться у них получалось легко и свободно. 

От политики и политиков принято ожидать высокого самоконтроля и способности рационально мыслить. И в этом смысле, мат, как индикатор отключившегося левого полушария, является прямым показанием к дисквалификации. В тот момент, когда политик матерится, он/она не мыслит, а значит – не существует.

Второе соображение касается того, что нецензурная лексика – это язык оскорбления. Подавляющее большинство бранных слов принадлежат к семантическим семействам, описывающим или физиологические отправления организма, или унижающие сексуальные практики. 

Использование мата, как инструмента оскорбления, нацелено не просто на разрешение конфликта в свою пользу, а на социальное уничтожение оппонента. Поэтому во власти, устроенной сугубо иерархически, в адрес нижестоящего мат возможен и даже иногда приветствуется, а вот оскорбления снизу вверх совершенно немыслимы. 

И, поэтому, мат из уст политиков по факту является злоупотреблением властью, и в этом качестве абсолютно неприемлем. 

И тут придется вернуться к словам Давида Арахамии об изменившемся сетевом этикете. Нормы общения в публичном пространстве действительно стали менее жесткими и формализованными. Разговоры на публику по степени раскрепощенности и речевой свободы теперь не отличишь от приватных бесед, и в этом даже есть свое очарование. Тем не менее, новая сетевая этика, как оказалась, коварная штука.

Исследования показывают, что пользователи соцсетей, чьи профили не запятнаны всякой нецензурщиной, производят более благоприятное впечатление на других людей, в том числе противоположного пола, чем те, кто привык не выбирать выражений.

В общем, свобода слова особенно хороша в исполнении тех, кто умеет ею распоряжаться сообразно обстоятельствам.