Олеся Жураковская: Во время спектакля мне кажется, что я общаюсь не со зрителями, а с родными людьми

Звезда украинского кино и театра, заслуженная артистка Украины Олеся Жураковская в настоящее время совмещает актерскую карьеру с менеджерской работой. В январе 2023-го артистку назначили и. о. директора-художественной руководительницей Киевского академического театра драмы и комедии на левом берегу Днепра. На его сцене она играет уже более 20 лет, спектакли с ее участием являются хитами театра, которые всегда собирают аншлаги.

Эксклюзивно Фактам ICTV Олеся Жураковская рассказала о том,х “как оно быть главной в родном коллективе”, о своих источниках энергии и вдохновения в сверхсложное время.

– Олеся, пока эта должность руководительницы еще не успела стать для вас обыденностью, какие у вас сейчас ощущения? Что стало вызовом?

– Мне очень сложно. Я не могу сказать, что я радуюсь каждый день. Это очень ответственно и очень сложно. Но каждый день я чувствую поддержку команды. Ведь большинство коллектива театра проголосовали за меня, и я была их единственной кандидатурой. Понимание этого и дает мне силы. Я знаю, что я не одна, у нас работает отличная команда, с которой мы все делаем шаг за шагом. Поэтому ощущения какой-то паники у меня нет.

Конечно, я очень устаю, ведь каждый день по 12 часов в театре.

Сейчас совмещаю это со своей актерской деятельностью. Потому что у меня есть два спектакля, которые пользуются грандиозным спросом (Корсиканка, Все лучшие вещи – Ред.), билеты на них разлетаются еще задолго до показа. Поэтому я понимаю, что я должна играть, если люди так хотят видеть эти спектакли, я должна их играть. Но это сложно совмещать. Но пока силы есть, буду совмещать.

– Трудно ли творческому человеку переключаться на финансовые, кадровые и хозяйственные вопросы?

– Я не являюсь на 100% только творческим человеком. К слову, у меня есть еще образование технолога швейного производства. Я знаю его процессы, оборудование, основы бухгалтерского учета и т. д.

Если я бралась за какое-нибудь дело, то всегда изучала его изнутри и не только творчеством занималась. Мне интересен каждый процесс в подготовке спектакля, как все это создается и взаимодействует.

Я всегда была очень ответственной частью театра. Потому не могу сказать, что все это сейчас для меня ново. Конечно, есть какие-то новые нюансы, это дело с огромным количеством людей. Но ничего, шаг за шагом, дорогу преодолеет идущий. Потому все будет хорошо!

– Почему возглавить театр в военное время – это гораздо сложнее, чем в мирное?

– Сейчас мы постоянно находимся в ситуации стресса. То у нас воздушные тревоги, то обстрелы, то отключение света. Вот представьте себе, как репетировать, когда нет света в залах, где нет ни одного окна. Вот это, пожалуй, сейчас самый важный вызов. Что касается трупы, то у нас трудолюбивые люди. Есть сложность, потому что у нас 12 человек сейчас служат в армии и мы должны вводить в спектакли новых актеров, ведь нам не хочется потерять спектакли. Слава Богу, у театра есть нормальное финансирование, департамент нас финансирует сейчас нормально.

У нашего театра немало грантов, которые привлек предыдущий руководитель Станислав Жирков. Главная задача – это эмоционально поддержать людей. К примерку, мы на днях выпустили премьерный спектакль Черный дрозд по Дэвиду Гарроверу. Это была дебютная работа режиссера Яны Бессмертной. И у нас постоянно было отключение электроэнергии. Пришлось генератор запускать целыми днями, покупать этот дизель, чтобы люди могли находиться в тепле, со светом, чтобы им было хорошо. Вот это сейчас самое сложное.

– Театр возобновил показ спектаклей осенью 2022-го. Вернутся ли все хиты театра на левом берегу?

– Очень важно сказать, почему мы не играли весной. В театре на левом берегу нет бомбоубежища. Пока мы не договорились с соседним ТРЦ, где есть подземный паркинг и бетонные перекрытия, мы не могли приглашать зрителей, потому что мы отвечаем за их безопасность. Поэтому чтобы не прекратить нашу деятельность, театр работал за границей на гастролях на разных европейских площадках.

Во время войны наши актеры работали в Германии в театрах Шаубюне и Каммершпиле, в театрах Польши и в странах Балтии, выпустили ряд премьер и копродукций. Важно, что во время войны уехали на очень сложные гастроли. Потому что в принципе вообразить, что во время войны ехать на гастроли – на первый взгляд, это кажется невозможным. Во время Великой войны театр получил Шевченковскую премию. За спектакль Тамары Труновой Плохие дороги, по пьесе Натальи Ворожбит.

И мы поняли, что это наша возможность рассказывать миру о войне в Украине и это наш культурный фронт. Потому что мы сознательно относились к нашей миссии на сцене.

У нас два спектакля о войне, по пьесе Сергея Жадана и по пьесе Натальи Ворожбит. Мы единственный театр, говоривший об этом все время. Мы решили при всех сложностях увезти их за границу и увезли. Трудные переезды, жили в непростых условиях. Но мы показали Европе наши представления. Сейчас вообще сложно заниматься творчеством. Часть коллектива сейчас служит в ВСУ и Нацгвардии. Мы очень за них беспокоимся, поддерживаем и помогаем.

– Какие премьеры запланировали на этот театральный сезон?

– Сегодня вообще очень тяжело что-то планировать. Я могу напланировать все что угодно, но воплотится ли это. Я могу помечтать, пофантазировать. Над новым спектаклем работает режиссер Михаил Урицкий. Сюжет не буду раскрывать, но это будет история о том, что у каждой вины должно быть искупление.

Мне очень хочется, чтобы мы поработали больше с нашим самым маленьким зрителем. Я обожаю детей, я люблю с ними общаться, люблю их реакции. Я считаю, что они самые сильные и мудрые существа на планете Земля. Потому мне хочется расширить наш репертуар. Расширить живое общение зрителей с актерами.

То есть работать в таком формате живого европейского театра, когда это не музей, а место, где люди могут говорить о чем угодно.

Обсуждение после представлений после показа мы практиковали и до войны. Думаю, что мы будем практиковать и дальше.

– Несмотря на то, что Киев часто попадает под российские атаки, в театрах всегда полные залы. Думаю, живые эмоции ищут зрители, а актеры?

– Несомненно. Контакт со зрителем всегда для меня являлся необходимым мощным источником энергии. А сейчас у меня чувство, что я общаюсь с родными людьми. У нас настолько это общая травма, общее сопротивление. Мы сейчас настолько заряжены, чтобы преодолеть врага, что у меня ощущение, что это у меня родные люди. Это как мои друзья, это те, с кем я могу поговорить обо всем, что мне болит.

К примеру, идет спектакль Корсиканка. Второе действие, остается минут 20 до финала. И начинается воздушная тревога. Полтора часа перерыв. Я сижу в гримерке и думаю, что выйду в пустой зал. Выхожу. А там 95% зрителей. Люди сначала уехали, а потом начали возвращаться, чтобы досмотреть концовку спектакля.

Или когда приходят военные. У них целые охапки цветов. И ты стоишь на сцене и думаешь: я этого не заслуживаю. А они несут эти охапки цветов. У них такая потребность — подарить актерам радость. Поделиться тем, что у них есть.

Я помню свой моноспектакль Все лучшие вещи. У меня всегда было чувство близости к зрителю. Но сейчас, когда выключается свет, они все одновременно хватают телефоны и начинают светить на сцену, и ты берешь ближайший телефон себе к лицу и продолжаешь играть. В такие моменты ты понимаешь, что все они твои близкие. То есть все эти люди сейчас находятся с тобой в одном мгновении. Это очень счастливое чувство!