Интервью с Михаилом Радуцким: Даже "Плейбой" возит в Украину памперсы, детское питание и женские средства гигиены

Михаил Радуцкий рассказал о проблемах медицинской отрасли из-за войны.

Михаил Радуцкий, председатель Комитета Верховной Рады Украины по здоровью нации, медицинской помощи и медицинского страхования рассказал ТСН.ua о том, с какими проблемами столкнулась медицинская отрасль после начала полномасштабной войны.

Прошло уже полгода полномасштабной войны России против Украины. Анализируя этот период, как вы считаете, медицинская отрасль справилась? И как Вы готовились, ведь были даны разведки, что вторжение неотвратимо?

Медицинская система к тому времени только оправилась от COVID-19, когда была космическая нагрузка на больницы по всей стране. И как только все выровнялось, у нас возникли новые, очень тяжелые испытания. Но признают все начиная от наших граждан, военных, руководства Минздрава, государства – система здравоохранения работает и краш-тест выдержала. Первое заседание комитета, где мы рассматривали возможное вторжение, прошло еще в декабре, поэтому говорить, что страна не готовилась – это смешно.

Да, у нас были определенные логистические проблемы, у нас разрушены больницы, но на подконтрольных территориях не отказываем в медицинском обслуживании нашим гражданам. Мы каждый день отправляем на лечение за границу тяжелых больных, раненых и детей. Все это происходит за счет средств, пожертвований от благотворителей и поддержки ЕС. Случилось так, что мы даже в условиях войны возродили нашу фармацевтическую промышленность: харьковский завод перевезли на запад Украины, в «Фармаке» разбомблен склад готовой продукции с сырьем, поэтому восстанавливали его запасы. В начале войны не было возможности завезти нужное лекарство в объемах, которые были необходимы, но сейчас все работает.

Еще хочу добавить, что благодаря национальной платформе UNITED24, которая собирает донаты со всего мира, мы все время закупаем автомобили скорой, аппараты искусственной вентиляции дыхания – все то, что нужно для передовой, где наибольшая нагрузка на наши больницы. Также мы продолжаем делать сложные операции по трансплантации. Только за половину месяца сделано 16 таких операций во Львове.

Но в целом власть критикуют, что подготовки к вторжению должным образом не было. Вопросов к чиновникам много, в частности, и к депутатам…

Я бы хотел спросить тех, кто критикует Зеленского, видели ли они очереди на выезд из Киева, начиная с 24 февраля до 26? Чтобы было бы, если бы президент сказал, что будет нападение еще в январе? Мы понимаем, что эти очереди дальше, чем границы Украины, никуда не делись бы. Так как никто города не обстреливал, не бомбил, так почему ЕС должен принимать наших граждан? Собственно я свой дом на Житомирской трассе покинул за три часа до того, как наши военные взорвали мост в Стоянке. Вопрос и в выводе денег из страны, если бы все начали снимать даже по тысяче гривен, то финансовая система не выдержала бы.

Готовились ли мы к таким масштабам войны, это станет ясно со временем. Многое мы сейчас не можем обсуждать, например, сколько пограничников погибло в начале вторжения. Я точно могу сказать, что никто не знал, что душевнобольной человек в XXI веке начнет эту войну. И оценивать давайте не то, кто, что когда сказал, а то, что президент сделал для ВСУ. Конечно, если мы читаем не только «президентов фейсбука», я имею в виду, что после слов Зеленского, что каждый из нас президент, то в социальных сетях теперь все президенты и все знают, как нужно было. Смотрим на расходы из бюджета на ВСУ: в 2018 году это 2,4% от ВВП, а в 2020 – 2,8%, поэтому давайте не разводить предательство, где его нет. Мы поддерживали и производство и покупали оружие еще до начала полномасштабной агрессии. Для меня самое большое удивление в этой войне – Зеленский. Я его знал до войны, еще до президентства. Если бы мне 23 февраля сказали, что президенту Зеленскому подготовили все безопасные коридоры, и он не уехал, я бы не поверил. Это два разных человека – Зеленский до войны и сейчас. Я считаю, что он не уехал – этим он переломил войну. Армия не защищала бы пустой Киев без власти. При всем уважении к Виталию Кличко, но армия защищала бы не мэра, а президента. И будь Зеленский в Виннице, то россияне зашли бы на Софийскую площадь на третий день.

Второе мое удивление, что Зеленский образца 2020 года и сейчас – разные люди. Сегодня – это профессиональный дипломат. Впервые в истории руководитель страны так общается с мировыми лидерами, ставя их на место. И это работает – дипломатия «по-Зеленски»! Я немного разбираюсь в протоколах и знаю, что Зеленский действует не по правилам протокола, и это дает результат. У нас есть HIMARS и не только. Зеленский, общаясь с лидерами, обращался прежде всего к народам этих стран, а они аплодируют нашему президенту. Лидеры тех стран должны прислушиваться к народу, потому что потеряют свои рейтинги. Третье, что меня поразило – это украинцы. Даже, когда была АТО, я видел шишки, непонимание того, что происходит на востоке, многие жили своей жизнью. А сейчас все живут тем, что трудятся на победу! Вся страна поднялась. Даже в своем окружении я вижу титанические перемены. Есть люди, которые имели возможность уехать, но они остались, и все свои средства отправляют на помощь, сами стали волонтерами, начали разговаривать на украинском, а до этого вообще и слова от них не слышал на родном языке. Вот никогда бы не подумал, что в первые дни со своим знакомым, имеющим очень хорошее состояние, буду развозить хлеб, который выпекали в загородном ресторане Queen Country Club (в Козине на пути в Кончу-Заспу), по блокпостам. Страна изменилась, и я надеюсь, что это последний шанс, который мы используем.

Вы говорите, что Путин душевноболен, а можете прокомментировать его диагноз?

Это – душевнобольной человек, я считаю, что у него маниакально-депрессивный синдром – очень опасное заболевание. Что касается его диагнозов – онкология, инсульт – кроме тех, кто рядом с ним, точно никто не знает. Мое мнение, что Путин – это собирательный образ. И мысль, что если его не станет, то война закончится, ошибочна. Я считаю, что Путин не один таков. Когда его не станет, мы увидим людей еще хуже. Это империя, это страна гэбистов. Вот Великобритания – империя, Дания – королевство, но общих черт с Россией у них нет. Потому говорить, что у Путина имперские амбиции – это выгодная сказочка. Это всеобщая государственная гэбистская философия, и, по моему мнению, там 70-80% таких людей в руководстве страны. К сожалению, у нас много тех, кто на них работал. Частично это известные люди, и в будущем еще узнаем новые.

Путин заслуживает того, чтобы гореть в аду. Он отдавал команду нападать на нас и ставил подпись. Впрочем, его уничтожение не решит все проблемы. Вот казнь Саддама Хусейна в Ираке – это решило вопрос. Там был один диктатор и несчастные люди, а в России – это коллективная ответственность за зло, которое они нам несут. Даже такой пример, Турция воюет с курдами, я не видел в соцсетях, чтобы обычные турки радовались, когда их ракеты попадают в гражданские. А россияне прямо беснуются, и когда мы умираем, они счастливы. Россия – это коллективное зло, а за коллективным злом нужно бороться всем миром, а не только нашими руками.

Когда Вы говорите о том, что не только нашими руками бороться с Россией, как помогают в этом международные организации, кроме выражения "глубокой озабоченности"?

Мы видим, что международные гарантии не работают, а работают только HIMARS. Единственный залог прекращения – это использование ATACMS, HIMARS, Bayraktar, ЗРК Патриот, Нептунов. В моих глазах ООН – не та организация, на которую мы можем полагаться именно из-за отсутствия конкретных шагов, а вечную «глубокую обеспокоенность», начиная еще с 2014 года. ВОЗ – абсолютно нормальная организация, которая нам очень помогает. И когда говорят, что личности не имеют значения в истории – имеют. И команда ВОЗ – это пример личности в истории. ЮНИСЕФ тоже много помогает. А с другой стороны, мы видим Amnesty International. Тот же «Красный Крест». Я лично писал им письмо. После Мариуполя, после того, как их руководящий посещает страну, которая убивает наших людей во время войны, для меня их нет, там все ясно. К сожалению, еще много таких организаций. С таким большим коллективным злом как Россия дипломатическим путем через посредников договориться не получится. Пока у нас 25% территории захвачены, я не верю, что это может быть решено за столом переговоров.

Ваши прогнозы по дальнейшему ходу событий?

Сейчас Россия пытается навязать через посредников переговоры. Им нужен отдых. Впрочем, без решения территориальных проблем и возвращения наших земель любые переговоры не имеют смысла. Потому что снова 5-7 лет, и мы увидим еще страшнее зло. Поэтому возвращаемся к границам 1991 года, и только тогда можем о чем-то говорить. Но я понимаю – у наших партнеров в США выборы не за горами, в России, потому считаю, что эти события будут влиять на ход войны.

Вы подчеркнули, что Вас в хорошем смысле удивили украинцы, которые все время собирают, покупают – все работают на помощь нашим воинам. Объясните, чего не хватает в медицинских вопросах?

Прежде всего, есть дефицит оружия, но это не только от государства зависит решение этого вопроса. Нам не хватает бронежилетов, касок тоже. Дефицит есть и в скорых, реанимобилях, потому что каждый день они подрываются, их захватывают. Должны постоянно их закупать. Что касается лекарств, то до войны некоторые категории производились в Харькове. Мы смогли перенести производство на запад Украины, что-то в Киев. Но были и такие моменты, когда волонтеры доставляли наркоз из-за границы. И это не потому, что государство не позаботилось, а потому что уничтожили завод. С инсулином были перебои. Моя коллега Ольга Стефанишина лично договаривалась в Польше, чтобы они снабдили нас инсулином.

Когда было попадание в «Охматдет», магазин детских товаров «Антошка» снабдил больницу детским питанием, а потом они его сколько завезли, что мы отправляли по другим больницам города. «МакДональдс Украина» перераспределил 10 тонн мяса, мы готовили обеды и всю киевскую экстренную медицинскую службу помощи обеспечили горячим питанием. Было даже такое, что я звоню по телефону в Киевскую городскую клиническую больницу №1 на Красном хуторе, а мне говорят: «Остановись, уже не надо». В настоящее время благотворительные организации помогают в больших объемах. Но вспоминаю, как мы начинали с сыном. В первые дни мы открыли свой штаб и через собственные контакты просили о помощи. Среди нетипичных партнеров: нам даже всемирно известный Плейбой в Украине по 2-3 фуры помощи в неделю отправлял из Великобритании, Испании, Португалии, контейнерами из США. В целом это тысячи тонн гуманитарной помощи. Если бы мне кто-то сказал, что «Плейбой» будет возить в Украину памперсы, детское питание, женские средства гигиены – я бы не поверил в это!

Сколько больниц разрушено за эти месяцы из-за обстрелов оккупантов?

Более 300 медицинских учреждений разрушены полностью, более 700 – частично. К примеру, в Киевской области и частные уничтожены, и государственные. Про амбулатории и кареты скорой помощи я просто молчу. Хочу подчеркнуть, речь не только о физически уничтоженных зданиях, но и о разворованном оборудовании, без которого больница не могу функционировать.

Мы пытались закрыть вопросы, привезти полевые госпитали. Но я лично столкнулся с недопустимым поведением со стороны вроде бы патриотически настроенных людей. В некоторых городах мэры городов, в коалиции с главными врачами области, не разрешали нам открыть полевые госпитали. Мы договорились и привезли шесть госпиталей от правительства Нидерландов, а нам говорят, зачем это им, потому что там есть больница. Понятно, что больница – это деньги, и не всегда в бюджет клиники. А когда люди начали приходить в полевой госпиталь, в котором работали врачи-беженцы, люди были удивлены, что не нужно было ни за что платить: ни за УЗИ, ни врачу-гинекологу, ни за что. Потом эти же беженцы дарили врачам-беженцам иконы, печенье, благодарили и поддерживали друг друга как могли. Нас просили убрать госпиталь, мотивируя, что может быть прилет. Но, простите, это не Николаев, Херсон, это запад, там нет такой интенсивности обстрелов.

Война остановила медицинскую реформу или она продолжается?

Был принят закон 6306, продолжающий реформу. Скажу откровенно, я был противником Супрун (Ульяны Супрун, – ред.), но то, что система работает сейчас и даже во время войны она не дала сбой – это заслуга реформы, которую еще начала бывшая министр. Кто бы и как ни критиковал ее, но вижу, что работает система, она эффективна. Вы посмотрите, какие потери у второй, извините, «200-й» армии мира. Да, можем с иронией к ним относиться, но у них большое количество оружия, большая армия, у нас много ранений, но наша медицинская система работает: есть обеспечение, есть логистика. Это один из рычагов реформы экстренной медицинской помощи, где используется лодочный принцип. Поэтому мы все продолжим, что было начато. Мы поддерживаем врачей – у них зарплаты, которые были в 2021 году. Хотя мне бывает упрекают, мол, 60% врачей уехало, 70% медсестер уехало еще в мирное время на клубнику. Да, вот я сегодня даже беженцев не могу пристроить на работу, потому что нет свободных мест. Один из коллег в свое время на заседании комитета жаловался, что нет врачей, мы их не мотивируем. Я ему звоню и прошу взять на работу профессионального человека из Харькова, который был хирургом-практиком, а теперь он ВПЛ и ищет работу. Он так и не смог найти для нее работу, потому что свободных мест нет.

Насколько цены на лекарства вырастут, и как быть социально незащищенным людям?

Мы не остановили программу «Доступные лекарство». 12 млрд грн выделено на закупку под эту программу. Тяжелые заболевания финансируются государством и благотворителями. К примеру, все, что нужно было онкоцентру в Изюме и Херсоне, сейчас перебросили в другие города. Пока были первые недели войны, было тяжело, пока все работает. Потому что помню, как мы уговаривали владельцев аптечных сетей вывести провизоров на работу, потому что аптеки просто не работали. Были проблемы с логистикой, где хранить, чем доставлять. Со всем справились. Медицинская система работает так, что нареканий на нее нет.