Украинцы требуют справедливости, однако отправить всех нардепов на фронт невозможно
Президент Владимир Зеленский строит в Украине диктатуру. В этом уверен экс-спикер Верховной Рады, народный депутат Дмитрий Разумков. Что же так раздражает в действиях главы государства его бывшего близкого соратника?
Во что может превратиться Рада, которую невозможно сменить во время войны? Готовы ли депутаты показать пример и мобилизоваться, действительно ли президент строит диктатуру в Украине? Ответы на эти и другие вопросы читайте во второй части интервью политика "Телеграфу".
*Имела ли власть возможность подготовиться к снижению уровня международной поддержки? Почему Рада до сих пор тянет с принятием новых правил мобилизации, будут ли все-таки мобилизованы 18-летние? Ответы на эти вопросы читайте в первой части интервью .
Депутатская мобилизация
— Вы представляли альтернативный мобилизационный законопроект, где предлагали оставить возраст мобилизации 27 лет, появляться в ТЦК только в случае получения повестки. Но ведь с такими мягкими нормами страна не наберет того количества людей, которые нужны. Это очевидно.
— А мы с такими относительно мягкими нормами вернули Киевскую, Черниговскую, Харьковскую, Херсонскую область. Эти же нормы действовали. Мы даже немного их ужесточаем.
— Но ведь ситуация изменилась.
— Как изменилась?
— Уже нет того количества добровольцев, как в начале полномасштабного вторжения.
— А что было сделано, чтобы этих добровольцев не стало меньше? Что сделала для этого власть? Она снабдила их снарядами, которые должна была начать производить в 2022 году? Нет. Обеспечила дронами? На фронте в подразделениях, в лучшем случае, 15% – это дроны, которые обеспечило государство. Это в лучшем случае, а средний показатель – 5-10%. Остальные либо волонтерские дроны, либо люди передают. А где 3-4 миллиарда гривен, которые были выделены [министру цифровой трансформации Михаилу] Федорову?
Вот я посчитал: берем 7-дюймовый дрон, который стоит плюс-минус 16 тысяч (понимаю, что это не совсем корректно, ведь дроны разные), но взяли эти 3-4 миллиарда и разделили на стоимость одного дрона и получили 2 миллиона 134 тысячи дронов. Даже если один дрон бросать на одного врага, то вы сможете уничтожить более миллиона "русских асвабадителей". И где это все? Мы сейчас зарегистрировали постановление о создании временной следственной комиссии по использованию этих средств. А власти все делают для того, чтобы это не проголосовать и не выпустить в зал.
Где украинские снаряды? Причем даже не те, которые нужны для иностранной техники, а хотя бы советского оружия. У нас много советского оружия.
— Мобилизация депутатов. Возможно, от этого вопроса несколько отдает популизмом, но это то, о чем спрашивают люди в соцсетях. Хотя не следует исключать, что эту тему разгоняют и боты.
— Это не боты. Это в основном живые люди, и они требуют справедливости. С точки зрения политики, мне проще было бы сказать сейчас: "Всех на фронт!" Но это невозможно. Не могут сейчас всех депутатов направить на фронт, потому что если их там прибьют, то заменить не будет кем. И тогда будет парализован единственный, абсолютно легитимный на период войны орган принятия государственных решений (хотя как он принимает эти решения – отдельный вопрос). Но справедливость должна быть.
Что я предложил в законе о мобилизации (за что монобольшинство не проголосовало): есть депутаты, которые ездят на фронт, служат и пытаются помогать. Но есть и те, кто даже не знает, что такое фронт, и где он начинается. Я подал правку, чтобы депутата, согласно его военно-учетной специальности, по распоряжению главкома отправляли в зону ведения боевых действий на один месяц и не более 30 народных депутатов [за раз]. Я могу в первых рядах уехать.
— Почему не больше 30 депутатов?
— Потому что отсутствие 30 депутатов не отразится на принятии решений. Депутатов сегодня 401: минус 30 в месяц – и можно спокойно работать. Это не парализует работу парламента. Я понимаю, что депутатов никто не поставит "на ноль". Но депутат будет видеть, что там происходит, а не из Киева смотреть.
— Кстати, какая у вас военно-учетная специальность?
— Я заканчивал международные финансовые отношения, это финансы. Но я уверен, что каждому найдут, чем заняться.
Кризис парламентаризма
— Поговорим о парламенте. Очевидно, что с этим составом парламента мы уже до конца войны. Как вы думаете, во что он превратится? Ведь непонятно, когда закончится война.
— Глядя на происходящее, думаю, что лучше пока не будет. Во-первых, у нас существует новая коалиция: "Слуга народа" и две группы бывшего ОПЗЖ, плюс еще "Довіра". Иногда к этой коалиции может присоединиться "За майбутнє" и "Батьківщина". Причем просто для понимания, если правильный законопроект, направленный на нужды армии, социальной защиты, интересов украинского бизнеса, — за это голосует весь зал. Мне, например, безразлично. Если законопроект хорош, я буду голосовать за закон президента, за закон Арахамии, за свой, за любого другого в стенах Верховной Рады.
Сегодня парламент не субъектен. Сегодня нет парламента и нет Кабмина. Объективно. Сегодня есть офис президента, и в нем два отдела: законотворческой работы, который называется Верховная Рада, и имплементации принятых на Банковой решений, который называется Кабинет министров. Все!
Я не завидую депутатам монобольшинства. К ним относятся не как к людям. Это правда, что многие из них хотели бы уже сложить мандат и уйти, потому что они ни на что не влияют.
— Но ведь с другой стороны удобно: спрятались за президентом и никакой ответственности.
— Для очень небольшой части людей. Всем остальным – нет.
— А что грозит депутатам, если они будут голосовать не так, как указывают в Офисе?
— Там по-разному. Кого-то пугают, что спецслужбы будут по тебе работать. У кого-то был бизнес, на который начинают давить.
— С парламентом понятно, а с действующим президентом мы тоже до конца войны? Если не ошибаюсь, достаточно лишь изменить закон, чтобы появилась теоретическая возможность президентских выборов во время военного положения.
— Закон можно изменить, а вот Конституцию нет. В Конституции написано: президент избирается на пять лет, но записана непрерывность власти до инаугурации нового президента. Согласен. Но что такое "непрерывность"? Это когда выборы состоялись, старый президент их проиграл и через 30 дней должна состояться инаугурация нового. Эти 30 дней он исполняет полномочия, а дальше новый президент.
— Но поскольку выборы не состоялись, вы заявляли, что президент должен передать полномочия спикеру?
— Оппоненты говорят, что нет такой нормы в обязательном порядке передать полномочия президента главе Верховной Рады. Соглашаюсь, ведь для этого есть четыре основания: импичмент, упаси Бог — умер, состояние здоровья или собственное заявление. Но, с другой стороны, он может добровольно передать полномочия председателю Верховной Рады. Он этого не сделает, я это понимаю. Но вопрос в другом: объективно должно быть безразлично, что считаю я, что считает Зеленский. Есть единственный орган в Украине, который может дать ответ Конституционный суд. Если бы президент был уверен, что у него все в порядке, он в прошлом году должен был пойти в Конституционный суд и получить ответ. И тогда такой дискуссии не было бы.
Почему это важно? Наши испуганные власти думают, что 21 мая (день инаугурации нового президента, если бы выборы состоялись. — Ред. ) будет Майдан, люди выйдут и скажут "царь ненастоящий". Это неправда. Этого не произойдет. Но нужно не здесь бояться. Надо бояться того, что будет происходить за границей. Заявления президента о том, что там все его поддерживают — аутотренинг.
— А почему вы считаете, что за границей поставят под сомнение легитимность Зеленского?
— Россия сегодня вкладывает огромные ресурсы в политиков, СМИ, лидеров общественного мнения и будет это использовать. Будем откровенны: вы видите ситуацию по некоторым структурам в Польше, Венгрии, других странах. Есть "пятые колонны", поддерживающие Россию. И они будут раздувать, расшатывать эту тему. А будь решение Конституционного суда, все эти разговоры не имели бы смысла. Но поскольку его нет, то возникает вопрос: почему президент этого не сделал? Или он не понимает, что есть проблема и он как гарант Конституции должен дать на нее ответ. Или он понимает, что ответ не устроит.
— Раньше вы говорили, что президент строит что-то вроде диктатуры. Не отказываетесь от этих слов?
— Нет.
— В таком случае, вас не смущает, что именно этот тезис сейчас качают и россияне?
— А давайте посмотрим, когда я стал об этом говорить и когда начали русские. Меня беспокоит, что мы здесь строим государство, в котором не хотят видеть свободу слова. Вы давно в Верховной Раде были?
— Давно.
— Почему?
— Не пускают в кулуары, как говорил мне глава комитета по свободе слова Ярослав Юрчишин, по соображениям безопасности . Нет убежища, которое в случае воздушной тревоги способно вместить всех депутатов и журналистов.
— Бред относительно того, что нет места в укрытии. Ложь! Просто не хотят, чтобы вы видели, что там происходит.
— Саммит НАТО, который пройдет летом в Вашингтоне. Саммит прошлого года в Вильнюсе ничего нам не дал, прорыва не было, что ожидать в этом году? Очередное заявление об "открытой двери"?
— Благодаря опять же отсутствию стратегии, мы с вами вряд ли должны ожидать прорыва в США. Скорее всего, будет какое-то заявление о тотальной поддержке Украины. Какого-нибудь судьбоносного или поворотного момента там ожидать точно не стоит.
— Когда завершится война?
— Не знаю… Есть очень много стоящих сегодня вызовов. Есть очень много появляющихся неизвестных. К сожалению, мы теряем тот темп, который задала украинская армия и украинский народ 24 февраля, когда мы выстояли, а все в мире думали, что три дня и Украина падет. Мы выстояли, отогнали врага, уничтожали его из каждого окна и не благодаря депутатам, Зеленскому, Ермаку, Шмыгалю, а благодаря людям. И победим мы тоже благодаря людям. Но сколько на это уйдет времени, у меня нет ответа.