Искалеченные души. Что принес «русский мир» на Донбасс. Картина в цифрах и историях

Все мы догадываемся, что принесет с собой «русский мир». Поэтому и сопротивляемся с упорством, которое удивляет наших союзников.

Однако одно дело догадываться, и совсем другое — знать наверняка.

Донецкая и Луганская области находятся в оккупации с 2014 года. Этой осенью там пошли в четвертый класс дети, которые являются украинцами только по рождению и… не знают об этом. Они считают своей родиной «ДНР» или «ЛНР», а мы когда-то придумали корявую аббревиатуру ОРДЛО — отдельные районы Донецкой и Луганской областей.

Прошло больше десяти лет. Достаточно времени, чтобы оценить перемены и увидеть, во что превращает «русский мир» любую землю, куда ему удается ступить берцами своего солдата.

За ситуацией на оккупированных Донетчине и Луганщине, конечно, постоянно наблюдают аналитики украинской разведки. ГУР МОУ во время подготовки этой публикации согласилось поделиться с ZN.UA некоторыми статистическими данными и оценками.

Кроме того, мы попросили беженцев с этих территорий связаться с их близкими и расспросить о повседневной жизни в оккупации. Заботясь о безопасности этих людей, мы не будем называть их имена.

Точка отсчета

В 2012 году Донбасс был на пике процветания.

Во время подготовки к чемпионату Европы по футболу в инфраструктуру влили колоссальные средства. Донецк получил новенький терминал для местного аэропорта, да и в целом город приобрел модерновый процветающий вид.

Уроженец этого региона Виктор Янукович был президентом страны. Вслед за ним выходцы оттуда возглавили все ключевые ведомства и имели самую большую фракцию в парламенте. Как шутили тогда, людей в Донецке ловили на улицах, чтобы отправить на руководящую должность в столицу. Только в одной-единственной области, а именно во Львовской, администрацию НЕ возглавлял дончанин или луганчанин.

Донбасс определял политическую судьбу страны. Регион, где концентрировалась пятая часть избирателей, своими голосами легко склонял чаши электоральных весов в нужную сторону.

Кроме политического, две восточные области имели и незаурядное экономическое влияние. Здесь были расположены штаб-квартиры нескольких крупных корпораций, сводивших под единым управлением производственные цепочки по добыче и переработке ископаемых, производству стали и энергии, машиностроению. Конечно, крупнейшие компании принадлежали Ринату Ахметову, самому богатому человеку Украины. Но и остальные, олигархи второго эшелона, тоже не бедствовали.

Солидный вклад в национальную экономику породил локальную пропагандистскую формулу «Донбасс кормит всю Украину». Следующие события показали, однако, что это было явным преувеличением — потеряв этот регион, страна с голоду все же не вымерла.

У работников корпоративных офисов, шахт и заводов был стабильный и достаточно неплохой заработок — средняя зарплата превышала показатели по стране как минимум на треть. Малый и средний бизнес активно развивался, помогая трудящимся весело и с удовольствием тратить «получку» на товары и услуги, которые доставляли сюда со всего мира.

Подавляющее большинство населения с рождения разговаривала на русском языке и посещала церковь Московского патриархата. Очень редкие и бессистемные попытки изменить эти предпочтения наталкивались на очень агрессивную реакцию.

Сделка с дьяволом

Через несколько недель после аннексии Крыма российские спецслужбы начали провоцировать волнения в восточных и южных регионах Украины. После неудач в Харькове, Днепре, Запорожье и Одессе россияне полностью сосредоточили ресурсы и внимание на Донецке и Луганске.

Наводнив улицы завезенными провокаторами, а эфиры телеканалов — агрессивной пропагандой, они активно расшатывали ситуацию.

И наконец добились своего. Отряд Игоря Стрелкова в ночь с 11 на 12 апреля 2014 года пересек российско-украинскую границу и захватил Славянск. К нему присоединилось несколько местных жителей. Группу офицеров СБУ, которая прибыла на переговоры, расстреляли из засады.

Начались боевые действия. Одновременно готовились легализовать оккупацию — в мае 2014 года под контролем захватчиков прошел «референдум», на котором жители Донбасса якобы поддержали создание в их регионе двух «народных республик», Донецкой и Луганской. Возможности проверить объявленные результаты не было. Избирательные списки, протоколы и бюллетени не имели электронных копий, не сводились в единую базу и были мгновенно уничтожены.

А впрочем, какая-то часть дончан и луганчан действительно поддерживала отделение этих областей от Украины и присоединение их к России. По данным опроса, проведенного в марте-апреле 2014 года по заказу ZN.UA компанией КМИС, свою область в составе РФ хотели бы видеть 27,5% дончан и 30,3% луганчан.

Почему? Что им обещали, чего они ожидали?

Во-первых, мир. Спровоцировав войну, россияне уверяли местных, что смогут их защитить. Дескать, никто не осмелится трогать людей, которым предоставлен протекторат могущественной страны и «второй армии мира». На самом же деле откровенное проявление сепаратизма лишь раздуло костер войны.

Во-вторых, защита языковых прав. Стараясь показаться более демократичной по сравнению с «нацистским режимом Киева», так называемая ДНР вписала в свою псевдоконституцию два государственных языка — русский и украинский. Все следы второго сейчас окончательно уничтожены в тамошних медиа, образовании, культуре, урбанистике.

В-третьих, включение в состав Российской Федерации. Вместо этого Россия вышла на мирные переговоры с позицией, что Донбасс — это территория Украины, а своим фактическим доминированием удерживала две области в «серой зоне» правовой неопределенности. Что, конечно, не могло не сказаться на экономике и, соответственно, благосостоянии жителей.

И напоследок — более высокие зарплаты и пенсии. Пенсии симпатиков России возбуждали особенно. О зарплатах больше мечтали полицейские и другие силовики, тогда как предприниматели и квалифицированные специалисты частного сектора отнеслись к этому скептически. Вторые привыкли зарабатывать своим умом и сразу поняли плохие перспективы. А вот пенсии были самым вожделенным ожиданием, даже мечтой.

Интересно, что формально обещания выполнены. Но в этом и заключается специфика соглашения с дьяволом — он никогда не врет прямо, просто многое недоговаривает.

Более высокие зарплаты? Да, безусловно. Но самые высокие — принудительно мобилизованным «мясным штурмовикам».

Более высокие пенсии? Конечно! Правда, до февраля 2022 года для этого был нужен унизительный «пенсионный туризм». Приходилось прибегать к невероятным махинациям, чтобы получить одновременно свою украинскую пенсию и выплаты от оккупационной администрации. Несмотря на ярко выраженную антипатию к Украине, местные пенсионеры были основными пассажирами автобусов, которые пересекали линию разграничения сторон по гуманитарным коридорам. Они же создавали огромные очереди в отделениях Пенсионного фонда и «Сбербанка» прифронтовых городков.

В пакете со всем перечисленным идут дорогие продукты, разрушенная инфраструктура, жизнь в зоне боевых действий с регулярными обстрелами.

Принять в состав России? Все будет, надо только немножко подождать. Совсем немножко, всего лишь восемь лет.

Русский язык? Ну, украинский точно вытеснили. Но есть нюанс: теперь у некоторых дончан и луганчан появились новые соседи, которые на русском почти не разговаривают, предпочитая кавказские и среднеазиатские языки.

В 2014 году Россия рисовала радужные перспективы в борьбе за симпатии жителей Донбасса.

А сейчас мы узнаем, как выглядят реалии настоящего в оккупированном регионе.

Засуха

Еврейская семья в начале полномасштабного вторжения с невероятными усилиями смогла вывезти из Донецка бабушку. Вместо благодарности та,однако, упрекала своих близких за это и постоянно требовала отправить ее назад домой. Очень распространенная история с пожилыми людьми Донетчины, которые часто так реагируют на вынужденную эвакуацию.

Как-то она позвонила родным в Донецк с тем же требованием.

— Бабушка Софа, — вежливо ответили ей. — Вы знаете, что нас в квартире много, но не знаете, что мы здесь делаем утром.

— Что?

— Мы набираем в стаканчик воды (но только половинку, не больше!) и чистим зубы. А знаете, что мы делаем потом?

— Что?

— Мы какаем.

— Так это же хорошо!

— Возможно. А знаете, что мы делаем в обед? Мы снова какаем.

— Алик, к чему ты это рассказываешь?

— Сейчас поймете. И вот так мы целый день какаем…

— Алик, прекрати!

— …а вечером смываем это все одним ведром воды. Но только одним, не больше!

Кризис водоснабжения сейчас определяет реалии повседневной жизни дончан.

Проблемы с водой прогнозировали давно. С 2014 по 2022 год сеть водоснабжения держалась только благодаря сложной системе договоренностей, достигнутых на переговорах в Минске.

Источники, из которых получали воду жители оккупированных Донетчины и Луганщины, находились и находятся под контролем Украины.

В Донецкой области воду выкачивали на севере региона из реки Северский Донец и через разветвленную систему каналов, трубопроводов, фильтровальных и насосных станций доставляли во все районы, вплоть до Мариуполя на азовском побережье.

Обе стороны были буквально в заложниках друг у друга в этом вопросе. Потому что невозможно было подать воду, скажем, из Славянска в Покровск иначе как транзитом через ОРДЛО, то есть через Горловку, Макеевку и Донецк. Поэтому даже в период ожесточенных боев все охотно соглашались на временные прекращения огня для ремонтных работ на водопроводах.

Обслуживала эту сложную и громоздкую инфраструктуру компания «Вода Донбасса», формально — коммунальное предприятие Донецкого областного совета. Под тем самым названием отдельные подразделения компании вынуждены были оставаться в ОРДЛО, чтобы присматривать за работой всего комплекса. Из-за этого у  руководителей «Воды Донбасса» постоянно были разной степени неприятные беседы с СБУ, штрафы и даже уголовные производства.

На Луганщине роль посредника взял на себя Международный комитет Красного Креста. Гуманитарная миссия обеспечила механизм принятия платежей за питьевую воду, которую поставляли с подконтрольной украинской власти территории в оккупированный Луганск.

Сложно сказать, на что рассчитывали в таких условиях россияне, начиная свое вторжение в 2022 году.

Возможно, быстро захватить Славянск и взять под контроль стартовую точку гигантской водокачки на Донетчине. Но с 2014 года украинская армия упорно строила здесь линии обороны. Славянск не взяли до сих пор, и вроде бы нет оснований бояться этого в ближайшем будущем.

Возможно, полагались на новые водопроводы от Дона. Однако ветку трубопроводов, хотя и запустили, но она не смогла удовлетворить потребности и на ситуацию существенно не повлияла.

В течение некоторого времени спасались тем, что региональная система водоснабжения включала четыре больших водохранилища. Но, в конце концов, они иссякли, и Донетчину накрыла настоящая засуха.

Сейчас в оккупированном областном центре воду жителям подают дважды в неделю по три часа. Вся жизнь горожан подчинена этому графику. Именно в эти редкие часы надо успеть помыться, постирать все вещи, наполнить водой все доступные емкости. В эти дни и часы не назначают деловые встречи, не засиживаются на работе, не устраивают дружеские посиделки и не выгуливают домашних любимцев. Город пустеет, все спешат домой с единственной мыслью: «Успеть! Любой ценой успеть!».

Люди, описанные выше, счастливчики. Им повезло иметь воду.

Другим приходится хуже. Частично заполненная сеть сильно изношенных труб во многих многоэтажках не способна выжать воду выше третьего-четвертого этажа. Поэтому люди вынуждены бежать с ведрами и пластиковыми баклажками вниз, чтобы успеть слить воду из труб в подвале. Это вызывает возмущение «привилегированных» соседей и часто провоцирует конфликты.

Засуха привела к появлению специфического местного бизнеса. Стараниями частных монтажников многоэтажки Донетчины оплетает запутанная паутина пластиковых шлангов. Одни тайком от соседей делают в подвалах нелегальные врезки и прокладывают себе собственный водопровод. Другие устанавливают на верхних этажах дополнительные резервуары с насосами, чтобы все же дотолкать воду до своих квартир и иметь запас на несколько дней.

Время от времени оккупационная власть отправляет по дворам водовозы, к которым мгновенно выстраиваются длиннющие очереди.

А бывает и наоборот — российские войска, страдающие от той же проблемы, объезжают те же дворы и сливают воду из резервуаров для своих потребностей.

Кроме объемов, абсолютно недостаточных для потребностей миллионов людей, проблемой является и качество воды. Любые фильтры, установленные в квартирах жителями, выходят из строя максимум за неделю.

Руководитель оккупационной администрации Денис Пушилин на водный коллапс отреагировал живо. Во-первых, быстро обвинил во всем Украину. Во-вторых, как утверждает его бывший соратник, а ныне опальный идеолог «Донецкой республики» Андрей Пургин, организовал торговлю очищенной водой через подконтрольные сети магазинов и разливных автоматов.

Наконец, последней каплей, простите за черный юмор, стал тот факт, что отсутствующая в кранах большую часть времени и безмерно загрязненная вода еще и регулярно дорожает. В 2014–2022 годах оккупационная власть Донетчины намеренно сдерживала цены на коммунальные услуги, чтобы хоть в чем-то жизнь в «ДНР» выгодно отличалась от подконтрольной украинской власти территории. Украинское правительство неоднократно получало порцию критики от общества за то, что продолжает поставлять воду и другие ресурсы в ОРДЛО, несмотря на огромные затраты на эту гуманитарную инициативу.

С официальной аннексией и включением ОРДЛО в российскую конституцию и это призрачное преимущество испарилось. Дважды в год коммунальные тарифы повышают. Но так не говорят. Вместе с «хлопками» и «отрицательным ростом» в обращение введен еще один неологизм: цены и тарифы «выравнивают» до средних показателей по РФ.

На момент оккупации кубометр питьевой воды стоил 3 грн.

Первый предводитель самопровозглашенной республики Александр Захарченко в 2015 году своим указом оставил эту стоимость практически неизменной — 3,3 грн (да, он установил тариф в гривнах!).

Сейчас после всех «выравниваний» кубометр питьевой воды на оккупированной Донетчине стоит, по данным ГУР, 41 руб. Поскольку, как пела в своей песне группа «Мертвий півень», на нашей бирже давно уже «російським рублем не торгували», точно перевести не получится. По состоянию на курс 2022 года это будет приблизительно 20,5 грн, очевидно.

На оккупированной Луганщине история с водой получилась не такой драматической. Еще в 2014 году оккупационная администрация приняла программу, которая предусматривала постепенный отказ от украинских поставок за счет бурения скважин. Поэтому дефицит воды в Луганске не отмечается.

Единственный минус — заплатила за это не Россия. Власть «ЛНР» содрала эти затраты с людей через стремительный рост стоимости коммунальных услуг.

Динамика стоимости кубометра воды в Луганске выглядела так:

Итоги десятилетки «русского мира»: вода исчезла, испортилась и подорожала во много раз.

Первые последствия масштабного дефицита воды беспокоят жителей. Фермеры в сухое и знойное лето остались без урожая, поскольку пересохли как естественные источники, так и оросительные системы. Электростанция в Зугрэсе, питающая энергией оккупированную Донетчину, несколько раз останавливалась в аварийном режиме из-за отсутствия воды. Начали пересыхать даже отстойники с токсичными отходами возле Торецка, а значит, остатки фенолов становятся более концентрированными и ядовитыми.

Может возникнуть очевидный вопрос: а почему в оккупированном Луганске бурили  скважины, а в Донецке — нет?

Потому что под ногами донетчан не почвенные воды. У них под ногами — закрытые и затопленные шахты. Токсичную и насыщенную минеральными соединениями жидкость в горных вырубках можно назвать «водой» очень условно.

Кстати, о шахтах…

Реквием по индустриальному Донбассу

Донетчина и Луганщина пестреют артефактами соцреализма, советского художественного направления, который прославляет шахтерский труд. Барельефы, мозаичные панно, монументы. В кабинетах местных чиновников и во дворцах культуры — картины, гобелены, сувенирные статуэтки, подарочные фотоальбомы.

Сегодня, однако, это уже не достопримечательности.

Это мемориалы.

Более ста лет назад богатые залежи угля стали отправной точкой бурного развития и процветания Донбасса. Они заманили сюда сначала иностранных бизнесменов, которые с разрешения правительства Российской империи строили шахты, рабочие поселки и целые города, обогащая местную топонимику экзотическими названиями типа Боссе, Остхайм или Нью-Йорк.

Со временем предприимчивых европейцев сменили сталинские организаторы индустриализации Советского Союза.

Угольная отрасль стала основой благосостояния местных жителей, фольклора, урбанистических традиций. В первые годы украинской независимости «черное золото» сделало фантастически богатыми людьми новое поколение нуворишей.

Вся жизнь Донбасса вращалась вокруг шахтеров и шахт подобно тому, как наша Галактика вращается вокруг сверхмассивной черной дыры в ее центре.

Так было, пока не пришел «русский мир».

В 2014 году, перед началом войны, в Донецкой и Луганской областях было 114 работающих шахт.

Сейчас их, по данным ГУР МОУ, осталось 15.

Эксперты Национальной академии наук Украины, профильно занимающиеся этой тематикой, в разговоре с ZN.UA дают цифру еще меньше — 7.

Расхождение возникает из-за того, что разведчики считают все функционирующие предприятия, а ученые — только те из них, которые еще что-то добывают. Половина шахт работают исключительно как подземные водокачки, спасая от затопления соседние прииски.

Но на какие бы данные ни опирались, факт гибели добычи угля как отрасли является несомненным.

Не сказать, что это было неожиданным. Еще в 2014 году специалисты предупреждали о таком развитии событий. У России еще тогда был излишек угля на внутреннем рынке и она активно закрывала свои шахты. Поэтому вряд ли государство-оккупант вкладывалось бы в стабильную работу и развитие захваченных предприятий на чужой земле.

Представить перспективу было действительно несложно. Достаточно было посмотреть на Донецк в Ростовской области РФ, городе-тезке Донецка украинского, где господствовала тотальная бедность после массового закрытия угольных приисков.

Российская оккупация поставила точку на индустриальной истории Донбасса. Вместе с угольной отраслью исчезли и другие производства, строившие свой технологический цикл на полезных ископаемых из местных месторождений.

В 2022–2024 годах ушли в небытие металлургические заводы в Мариуполе, коксохимический завод в Авдеевке, химический завод «Азот» в Северодонецке и т.п.

Предприятия, не задетые боевыми действиями, едва тлеют. Других вариантов для трудоустройства и заработка здесь немного, слишком основательно экономика региона была завязана на промышленные гиганты.

«Русский мир» забрал у людей работу

На 2012 год уровень безработицы здесь был мизерным: 8,5% в Донецкой области и 6,9% — в Луганской. К тому же незаурядная доля формально безработных людей на самом деле была задействована в теневой экономике. В пограничных областях распространенным был заработок на контрабанде, уголовники владели подпольными производствами контрафактного табака и алкоголя, во многих районах уголь в обход официального учета тайно добывали в кустарных шахтах-копанках.

В 2025 году аналитики ГУР МОУ дают апокалиптическую картину. Из-за боевых действий больше 3 тысяч малых и средних предприятий полностью прекратили работу, тем самым лишив альтернатив шахтеров с ликвидированных угольных предприятий.

В результате не больше 30% местных жителей вообще ИМЕЮТ работу. Хоть какую-то. Уровень безработицы на оккупированных территориях ОРДЛО втрое превышает показатели 1992 года, когда происходила болезненная трансформация местной экономики с советской системы управления на механизмы свободного рынка.

С 2014 года и по сегодняшний день на оккупированных территориях, как правило, из целой семьи какой-то источник дохода есть у кого-то одного. Поэтому, говоря о зарплатах и пенсиях, стоит иметь в виду, что названную сумму сразу нужно делить на трех-четырех иждивенцев единственного кормильца. Это очень контрастирует с украинскими семьями, где хоть какой-то доход есть практически у всех, кроме несовершеннолетних.

Вероятно, именно в этом состоит главное отличие в измерении уровня жизни в оккупированных регионах. Активная местная экономика раньше была способна обеспечить работой всех желающих. Жить на содержании родных было стыдно. На «тунеядцев» смотрели косо и слегка презрительно: «То есть нигде не работаешь? А почему?».

Сейчас статус безработного не является клеймом. Много таких. А вариантов, где можно поискать работу, не очень много.

Можно стать коллаборантом и пойти на работу в органы оккупационной администрации. Наиболее щедро, кроме военных, Россия оплачивает роботу полиции и других силовиков, врачей и учителей. Вместе с тем почему-то платит копеечные зарплаты работникам социальных служб, коммунальщикам, гражданским служащим властных структур.

Зарплаты у перечисленных категорий распределяются неравномерно. На территориях, оккупированных с 2022 года, установлена федеральная надбавка за работу в зоне боевых действий. В районах, захваченных россиянами еще в 2014-м, такая преференция отсутствует.

Однажды группа педагогов из Донецка поехала в сельские районы проводить курсы по повышению квалификации для коллег из глубинки. В разговоре выяснилось, что сельские учителя получают на треть больше, чем «столичные». С федеральной надбавкой это 40–45 тыс. руб. (20–22,5 тыс. грн).

Не так-то и мало, на самом деле. Россияне действительно активно вкладывают в учителей. По очевидной причине.

Российской президент Владимир Путин и уполномоченная при президенте РФ по правам ребенка Мария Львова-Белова получили международный ордер на арест за физическое похищение украинских детей.

Менее заметной остается еще одна форма такого похищения — ментальная. Россия вкладывает немалые средства в то, чтобы на оккупированных территориях воспитать маленьких украинцев россиянами. Учеба объединяется с военной подготовкой и довольно агрессивным «патриотическим воспитанием».

То же с врачами. На новых оккупированных территориях им платят больше. Но гражданские жители улучшения медицины на себе не очень ощущают, поскольку многие больницы работают как военные госпитали.

Полицейским платят намного больше, вплоть до 140 тыс. руб. (70 тыс. грн). Но только тем, кто прошел проверку на лояльность. В первый год оккупации те, кто согласился пойти на службу оккупантам, исполняли свои обязанности без формы, оружия и служебных удостоверений. На руках у них была только бумажная справка и все.

Позже их начали прогонять через многомесячные «командировки» на линию фронта, в боевые подразделения российской армии.

И только после этого официально приняли на службу в российскую полицию, выдали все необходимое и осчастливили огромными, по местным меркам, зарплатами.

Некоторые из украинских полицейских перед всем этим прошли еще и российские тюрьмы и застенки. Но впоследствии многих выпустили и заставили приступить к работе. Вероятно, за неимением кадров.

На немногочисленных промышленных предприятиях зарплаты варьируются в диапазоне 40–80 тыс. руб. (20–40 тыс. грн), в малом и среднем бизнесе — 24–48 тыс. руб., то есть 12–24 тыс. грн (данные ГУР).

Неожиданно зажиточной категорией населения стали пенсионеры. После включения оккупированных территорий в свой состав российская администрация начала индексацию пенсий согласно своим федеральным нормам. Но довольно интересным образом: документы местных пенсионеров рассылались по всей России. Со временем они получали извещение о назначении пенсии в Уфе, Перми и других городах. Возможно, таким образом оккупационная администрация пытается размыть данные о реальном количестве людей, нуждающихся в социальной помощи.

Пенсия достигает 20–24 тыс. руб. (10–12 тыс. грн), и по здешним меркам это высокий доход.

Одной рукой раздавая повышенные зарплаты определенным категориям населения, другой Россия нивелирует арифметический рост доходов более высокими ценами. В местных соцсетях постоянно сравнивают свои заработки и затраты с российскими. Обычно с пограничными: Ростовская область, Краснодарский край, Белгородская область.

Сравнение не в пользу квазиреспублик. Зарплаты и пенсии действительно выровнены со средними по России, хоть и только на «новых» оккупированных территориях.

В то же время большинство базовых продуктов питания дороже российских на 15–25%, а мясо, рыба и колбасы вообще приравнены к деликатесам и стоят на 50–60% больше. Такие «ножницы цен» существовали с 2014 года, поскольку на российской границе коммерческие грузы для Донецка и Луганска облагали пошлиной как такие, которые идут на экспорт за пределы страны. Открытое провозглашение оккупации этих регионов с включением в состав России не привело к снижению цен. Несмотря на то, что формально с российской стороны бывшую государственную границу начали считать административной.

Среди частных предпринимателей хорошо зарабатывают ремонтные и строительные бригады. По той простой причине, что их осталось очень мало. На фоне кризиса с водой практически умер бизнес по круглосуточной аренде квартир, в то же время отели переполнены путешественниками — чиновниками и офицерами, — поскольку смогли установить насосы и резервуары.

Транспортная отрасль явно в упадке. На маршруты выходят старые и ржавые автобусы и троллейбусы, и ходят они все реже. Даже в «столицах» оккупированных областей ждать на остановке приходится по полчаса и больше. Для сравнения: в 2012 году, готовясь принимать чемпионат Европы по футболу, местная власть Донецка решила, что на центральных маршрутах время ожидания должно составлять не больше пяти минут, и город закупил необходимое количество троллейбусов и автобусов.

Все это, конечно, не способствует оживлению рынка труда. Так же, как и отсутствие вложений в инфраструктуру, которая постепенно разрушается от запущенности.

По впечатлениям жителей оккупированных территорий, с которыми удалось сконтактировать ZN.UA, российская оккупационная власть занимается только теми населенными пунктами, которые имеют значение для ее военного контингента. То есть расположенными вдоль железнодорожной ветки, пролегающей по азовскому побережью и объединяющей российскую территорию с Крымом суходолом. В Донецкой области это Мариуполь и Волноваха, в соседней Запорожской — Бердянск, в Херсонской — Скадовск. Также не обделен вниманием Луганск — важный для российской армии логистический центр, впервые переставший быть в роли «младшего брата» Донецка в вопросе капиталовложений.

Не удивительно, что при таких условиях здесь начался отток людей. ГУР оценивает трудовую миграцию в 2014–2025 годах на уровне 900 тысяч человек. Кроме безработицы и бедности, местные мужчины таким образом спасаются и от мобилизации, потому что в ОРДЛО она не прекращалась с 2022 года и длится по сей день.

А вот парадоксальным стало стремительное повышение цен на недвижимость. Так люди отреагировали на постановление оккупационной власти о принудительном изъятии жилья у некоторых категорий собственников. В черные списки попали как «украинские шпионы» и прочие «предатели родины», так и те, кто не успел или поленился перерегистрировать права на свои квартиры и дома согласно российскому законодательству.

Опасаясь потерять дом бесплатно, жители ОРДЛО пытаются максимально заработать на этой последней возможности, поэтому активно ищут тех, у кого здесь еще есть деньги.

Таких немного. Разве, может, военные.

(Не)смеет брат на брата идти в бой

В начале февраля 2022 года оккупационная власть ОРДЛО объявила внеочередные военные сборы для призывников.

Один из участников этого действа, студент университета из Донецка, позже делился впечатлениями с ровесниками, жившими на подконтрольной украинской власти территории:

— Фигня какая-то! Вывезли в поле, дали «калаш». Ничего мы там не делали. Посидели двое суток, потом всех привезли назад.

Настроение у него было бодрое, как и у его друзей. Все сошлись на том, что войны точно не будет. Разве так готовятся к ней?

А потом в ОРДЛО началась принудительная мобилизация. По оценкам ГУР, в целом на оккупированных до 2022 года территориях российская армия силой загнала в свои ряды около 100 тысяч человек. Вдобавок к тем, кто добровольно пошел служить оккупантам еще в 2014 году. Остальные начали панически принимать российское гражданство и удирать в РФ.

Донбасских рекрутов свели в два армейских корпуса: 1АК — Донецкая область; 2АК — Луганская. Оба корпуса включили в состав 8-й общевойсковой армии Южного военного округа. Остальных сформировали в отдельные полки и придали другим соединениям российской армии.

И мгновенно бросили в бой в первом эшелоне вторжения.

По состоянию на сегодняшний день, по разным оценкам, необратимые потери этих частей составляют около 40 тысяч человек. Погибшие, пропавшие без вести, тяжелораненые.

Другие в течение длительного времени были дискриминированы по сравнению с бойцами, прибывшими на войну из, собственно, России. Заоблачные выплаты, которыми заманивали добровольцев на службу российские рекрутеры, местных бойцов не касались. Равно как и выплаты в случае тяжелого ранения или гибели.

Впоследствии, когда Россия объявила ОРДЛО «своими» регионами, денежное обеспечение военнослужащих 1АК и 2АК начали постепенно уравнивать с нормами для кадровых частей российской армии. Базовые оклады, по сведениям ГУР, колеблются в диапазоне 20–56 тыс. руб. (10–28 тыс. грн), а с боевыми доплатами суммарный заработок может составлять до 100–384 тыс. руб. (50–192 тыс. грн.).

Это делает привлеченных на службу оккупанту жителей ОРДЛО чуть ли не единственным драйвером местной экономики. Ради них работают отели и рестораны, к ним приезжают по вызову самые дорогие проститутки. Им пытаются втюхать свои квартиры их друзья и соседи, прежде чем это жилье отберет оккупационная администрация просто так.

Они тратят деньги, как в последний день своей жизни — впрочем, во многих случаях так оно и есть.

Но и проблем от них много.

Как-то в Енакиево деда с бабой посетил внук, служивший в российской армии. Во время семейных посиделок мужчины, немного выпив, завели разговор о политике.

И старик позволил себе честно сказать, что при Украине здесь жилось лучше, а сейчас — невесть что.

Разговор закончился побоями. Озверелый от водки и крамольных разговоров «освободитель» избил своего деда до реанимации.

Массовая принудительная мобилизация вместе с атмосферой страха перед репрессиями породила жуткую местную традицию.

Когда жители ОРДЛО вспоминают своих близких, не вернувшихся с этой войны, всегда резко останавливаются.

— Николаевна, а что там твой внук? Тот, что служить пошел?

— Умер.

И сразу — полный стоп. На этом разговор заканчивается. Все отводят глаза и молчат. Никто не обсуждает, как умер, почему, а главное — за что.

Боязнь сказать лишнее слово заставляет держать рот на замке.

Женская народная республика

Жители оккупированных Донецкой и Луганской областей иногда называют место своего проживания саркастической аббревиатурой «ЖНР» — «Женская народная республика».

Дают о себе знать волны беженцев 2014 и 2022 годов, принудительная мобилизация, отток трудовых мигрантов.

По данным ГУР, женщины составляют не меньше 60% местного населения.

И это не молодые девушки. Доля людей пожилого возраста неуклонно растет и уже превышает 35%. Донбасс постепенно приобретает типичный для регионов с опытом продолжительной войны вид. И здесь, и, скажем, на Балканах доминирующая группа населения — жены-пенсионерки. Молодежь без сомнений оставляет обожженные войной места, в то время как старших людей приковывают к отчему дому ностальгия и болезни.

Оккупированные районы стремительно пустеют.

По сравнению с 2012 годом, количество населения уменьшилось больше чем вдвое. Данные ГУР:

Ожидаемо, что в таких условиях немногочисленные молодые девушки не спешат рожать детей.

Статистика рождаемости сейчас выглядит так:

На этом фоне несколько неожиданно выглядит относительно стабильное количество жителей в областных центрах.

Население Донецка, тысяч человек:

2014 год — 950

2022 год — 900

2025 год — 800

Население Луганска, тысяч человек:

2014 год — 463

2022 год — 400

2025 год — 300

На самом деле ничего удивительного, если вспомнить историю этого региона. И во время Голодомора, и во время начальной фазы оккупации 2014 года происходило то же самое — люди удирали из сел и городков в мегаполисы в поисках заработка и спасения.

К тому же стабильность в цифрах совсем не означает постоянный состав жителей. Миграция из России не приобрела сейчас большие масштабы, но происходит постоянно. Россияне не едут в заброшенные под своей же оккупацией или разрушенные в боях населенные пункты. Они перемещаются в комфортные крупные города. Комфортные по их меркам. Но после российской глубинки, где «русский мир» господствует не десятки, а сотни лет, Донецк и Луганск даже в нынешнем нищем состоянии все равно лучше родного захолустья.

Лотерея репрессий

Назвать ситуацию в ОРДЛО «беззаконием» было бы неправильно. Законы можно нарушать, когда они есть.

В то же время здесь господствует полный правовой нигилизм. В затруднительных ситуациях никому и в голову не придет вспомнить о каких-то законах и их служителях.

Две соседки ссорятся из-за бытового конфликта и угрожают друг другу:

— Ничего, подожди! Вот придет мой сын с войны, увидишь! Он воюет, давно уже чокнутый и с оружием!

— А мой еще с 2014 года воюет! Он еще больше чокнутый!

Потасовка, скандал.

Испуганные соседи вызывают участкового. Тот внимательно выслушивает женщин и говорит:

— Гражданочки, не нужно втягивать меня в конфликт двух вооруженных людей, пожалуйста.

Разворачивается. Уходит.

В этой атмосфере правового нигилизма, как пираньи в мутной воде, рыщут спецслужбисты всех разновидностей. Ищут «украинских шпионов».

Точное количество задержанных гражданских неизвестно. Наши источники называют цифру около 650 гражданских лиц,  подвергшихся преследованиям в ОРДЛО как «украинские шпионы», но наши собеседники признают, что достоверности не гарантируют.

Но и нескольких сотен случаев вполне достаточно, чтобы отравить воздух в ОРДЛО всеобъемлющим страхом. Потому что каждый знает, что его может постичь такая судьба, и на чье-то заступничество рассчитывать не приходится.

Зато вполне можно ожидать «зрады» от якобы ближайших людей. Советские модели поведения неожиданно легко вернулись в новом столетии.

Люди «стучат». Доносят все и на всех. Друзья, соседи, одноклассники, кумовья, родственники. Сводят счета, спасают себя ценой чужой свободы, делают карьеру.

Стукачом может оказаться кто угодно. Атмосфера тотального недоверия всех ко всем возрождает забытые, казалось бы, навечно ночные ужасы о тюрьме за анекдот, рассказанный в неправильной компании.

Как и во времена сталинской «Большой чистки» 1937–1938 годов, конвейер репрессий выбирает себе жертв произвольно. Не имеет значения, кто ты и кем был, на самом деле врагом этой власти или просто попал под горячую руку. Был бы человек — статья найдется.

Вместо эпилога

Жизнь в таких условиях постепенно калечит души. Искажает человечность. Выжимает достоинство. Делает неприемлемое будничным.

Одному жителю Донецка посчастливилось. В экономически депрессивном городе ему выпала возможность заработать достаточно денег, чтобы задуматься о строительстве небольшого коттеджика, еще и не очень далеко от центра.

Семья собралась вместе, чтобы обсудить все детали плана. Возник вопрос, копать ли возле дома колодец. Шахт рядом вроде бы нет, может, удастся обеспечить себя водой.

Звучали разные «за» и «против», пока глава семейства не выдал неопровержимый аргумент:

— Не нужно! Сделаешь, и туда соседи тут же насрут!

С этим спорить никто не стал.

Насрут, обязательно насрут.

Ненависть к тем, кто пытается хоть немного улучшить себе нечеловеческие условия жизни, как-то незаметно стала общей нормой.

Вечерами люди в ОРДЛО иногда собираются на посиделки. Разговаривают.

О чем?

Об Украине.

До сих пор об Украине.

Большинство — с ненавистью. Страну, лишенную возможности влиять на их жизнь уже больше десяти лет, обвиняют во всех своих бедах и неурядицах.

Некоторые — наоборот, с симпатией. Старшие люди вспоминают времена, когда дважды в неделю можно было ходить на «Донбасс Арену» смотреть футбол, а не с баклажками к водовозу. Молодежь мечтает убежать туда, откуда можно свободно путешествовать по Европе без виз, учиться и создавать стартапы.

По ту сторону линии фронта о них, наверное, в настоящее время думает кто-то из беженцев. Из тех, кто тоже когда-то ходил по этим улицам, а сейчас ступает ногами по львовской мостовой, киевскому асфальту или не так далеко отсюда месит родную грязь берцами в составе ВСУ.